Эмиль, Гнитецкий - Благими намерениями

- Слышали о вас, господин. Это ведь вы княжичу Кадрошу голову проломили?

Мольх закатил глаза наверх и издал звуки отчаяния, перемешанного с досадой.

- Во-первых, голову я ему не ломал. Во-вторых, мы прекрасно поладили. И вообще, чего вы так удивляетесь?!

-- Извините нас, милсдарь. Появление графа в этих местах - сродни чуду. Чужие тут не ходят, а своих мы знаем. Я Невтель, это моя супруга Лина.

-- Я Тулг, это моя жена Нечка. Невтель брат мне, родной. А это, - указал на высунувшегося из-за спины мальчика, - Наш сын Гуй.

Взору Мольха предстали две чуть худые, но не лишённые красоты женщины и мальчик лет примерно пяти, с веснушками.

-- Очень приятно. Чудный мальчик, и имя у него прекрасное, боевое. Вы рыбаки? Где мы можем поговорить?

-- Да, милсдарь. Мы занимаемся рыбным промыслом, - взял инициативу разговора на себя бородатый Невтель, - Живем тем, что земля и вода дают.

-- Делом, значит, занимаетесь, - одобрительно кивнул Мольх, подставляя лицо редким лучам солнца. "Неужели нормальные люди попались?".

-- Не желает ли милсдарь позавтракать? - робко спросила женщина по имени Лина, и осеклась, вытирая руки о передник, - Ой, наверное, вы к другой пище привыкли...

-- Не страшно, много чего есть приходилось, - резко сказал сыскарь и, не дождавшись приглашения, предложил: - Давайте расположимся под тем навесом. Там и поговорим.

Через десять минут Мольх уплетал кусок копчёной рыбы и нехитрую снедь из квашеной капусты, и ржаного хлеба, запивая всё самогонкой с солёными огурцами.

-- Вот это настойка у вас. На травах? Скажите, - обратился он к рыбакам, - Я расследую несколько деликатное дело и всего сказать не могу. Но не замечали ли вы чего-нибудь необычного в одну из ночей примерно неделю назад?

-- Кажется, я что-то припоминаю, - задумался Тулг, - Потребовалось мне выйти по нужде ночью несколько дней назад. Выхожу, а далеко раздался треск, словно что-то сломали и кто-то ходит да ругается. Слух у меня острый...

-- Твою гвардию! Где? - оживился Мольх.

-- Во-о-он там, - указал рукой Тулг в направлении холма, - Светила луна, и я решил подойти поближе, но чтобы быть незамеченным.

-- Точно, - перебила его Нечка, - Я ещё отпускать мужа не хотела. Места тут малолюдные и друзья ночью уж точно ходить не будут. Люди мы мирные, оружием не владеем, проблемы нам ни к чему.

-- Не перебивай, женщина! Так вот, милсдарь, подобрался я поближе, смотрю, а там двое что-то тащат. И не разглядеть, кто они такие да что именно у них в руках. Идут они по речке вниз, ругаются, я за ними как можно тише, а за поворот уже не рискнул идти, там спрятаться негде, да и запрещено нам под страхом смертной казни к холму подходить. И вроде всплеск воды слышал, как вёслами по ней бьют. И думаю, кто это был и что им тут надо? Кроме нас тут никто и не живёт. Другие обитают по ту сторону реки, - махнул рукой, - А больше ничего не видел и не слышал.

-- Понятно, - потянул мочку уха сыщик, - вы одни тут?

-- Да, милсдарь, - вмешался в разговор бородатый, - Одни мы тут и живём. Ловим рыбу, огород возделываем, дрова на зиму запасаем. Остальное вы, наверное, знаете.

-- Что же мне знать? - удивился Мольх, - Я из Гардарии, нездешний. По поручению короля в этой... стране. "Опять язык развязываю. Крепка настойка!" - подумал с досадой.

-- Так вы не из Верузии? - спросила Нечка.

-- Нет, по приглашению, - продолжил сыщик, - Я подданный короля Ровида.

-- А, вон оно что! - воскликнул Невтель, и Мольх отметил, что затаённое напряжение с лиц присутствующих спало, - Мы, как я говорил вам, рыбу ловим в основном. Каждый месяц на большой лодке приплывает стража и отбирает чуть ли не...

-- Дорогой... - покраснела Лина и опустила голову, - Это неважно.

-- Продолжайте, мне интересно, как тут люди живут. На портовые районы я уже насмотрелся сполна.

В воздухе повисло молчание.

-- Да не переживайте. Я расследую совершенно другое дело, с вами никак не связанное, и ничего сверх его показаний, - мотнул на Тулга, - докладывать не буду. Слово графа.

-- Ну, если милсдарь так настаивает, - протянул Нетвель, - Каждый месяц мы отдаем часть улова. Приплывает стража, вооружённая до зубов и собиратель оброка, обыскивают тут всё, не припрятали ли чего, и забирают, что приглянется. А ежели что утаенное найдут - бьют немилосердно. По закону мы треть должны сдавать, а берут сверх половины, - вздохнул бородач.

-- Это почему же так? - спросил сыщик.

-- Так почему бы больше не отнять, если не видит никто? - вписался в разговор Тулг, - Люди мы мирные, работаем, не покладая рук. Жалоб писать не умеем, да и некому их писать. Гуй вон ремесло наше перенимает потихоньку, труженик растёт. Не померли, и слава землице-матушке да водице-поилице.

Мальчишка вдруг выбежал, чтобы всем его было видно, и прокричал:

- Когда я выласту, то поймаю самую больсую лыбу, - развёл руками в стороны, - И засуну её Гинеусу плямо в зопу, стобы один хвост тольчал!

- Гуй! Прекрати, негодяй! Не смей! Нельзя так выражаться при графе! - зашикали женщины на мальчика, испуганно глядя на Панкурта.

Мольх застыл, не донеся кружку до рта, ошарашено посмотрел на ребёнка, потом фыркнул со смеху.

-- Простите его, господин, маленький ещё, глупенький, - продолжил бородач, - Вообще нам повезло. Слышали, наверное, про Жодара Дьердя?

-- Нет. А кто это? - отсмеявшись, спросил Мольх.

-- Комедиант такой, на всю Верузию известный. Потом стал виноделием заниматься и богатеть. И решил князь Гинеус, что тот должен ему три четверти всех доходов каждый год отдавать, хотя раньше меньше половины требовал. Тот возмущался, письма писал в замок, просил не отбирать так много, а князь никак не отступался. "Отдавай, - говорит, - раз такой богатый, я бедным раздавать всё буду!". А Дьердь возьми и откажись. Тем более, он и так госпиталь на свои деньги построил для простого народа. Государь Сансэдара его лично пригласил, письмо написал и с самым быстрым гонцом прислал. Приезжай, говорит, тебя у нас все любят, а я - сильнее всех. Лично в руки разрешение на поселение дам! Прямо так и сказал. С тебя, говорит, только одну седьмую годового дохода буду брать, живи у меня, где хочешь, виноградники выращивай, вино делай да по театрам выступай.

-- Твою гвардию, мою кавалькаду! История. И что, поехал?

-- Куда ж ему деваться? Еле-еле выехал. Слухи ходят, господин, что его потом на правеж хотели сюда вызвать, за то, что по несколько бутылок в день выпивал и на осле пьяный задом наперёд катался. Будто чернь пьёт меньше! Только её-то не трогают, потому что князя славит. А господин Дьердь что, живёт теперь в Сансэдаре. Это мы к земле и воде привязаны, нам податься некуда. Мы хоть народ невежественный, да знаем, как князь бедным всё раздаёт! - возмущённо сказала Лина, - Черни он раздаёт, что у трудяг отобрал. А те лодыри и рады ничего не делать, а только подачками кормиться. Нам рассказывали, что отец его, князь Гинеус Первый хоть и суровый тиран был, но честный народ не трогал, работать давал и голодом не морил. А за бездельников, кто работать мог, но не хотел, сажал в тюрьму и заставлял какие-то барабаны до смерти крутить.