Барб Хенди - Через камень и море

Тень привстала, рыча. Винн устало подняла руку, чтобы успокоить собаку.

Камень стены около двери начал выпирать.

— Чейн!

Она попыталась дотянуться с кровати до посоха в углу, в голове у неё крутилась только одна мысль: «Это не может быть правдой… этого не может быть…»

Сформировалась черная фигура, и Чейн отпихнул ее назад к изголовью кровати. Он выдернул из ножен свой сломанный меч, а Тень спрыгнула на пол, кружась напротив пришедшего.

Винн прижалась к боку Чейна, готовая кинуться к посоху, но остановилась, уставившись… явно не на призрака.

У стены, глядя на них исподлобья, стоял Красная Руда.

Облачённый в темный плащ и простую черную кольчугу без чешуек со стальными наконечниками, он всё еще держал при себе два широких боевых кинжала, пристёгнутых спереди к его поясу.

Винн собиралась приказать ему уйти и поднять тревогу, но ее внимание привлекло то, что он держал в каждой руке.

Один меч был более длинным, более узким в лезвии, в то время как другой был короток и широк, более подходящим для него самого. У обоих был ясный серый блеск самой прекрасной гномской стали. Винн поняла, где она видела их — в комнате штамповочного пресса Щепки.

— Зачем ты пришёл? — тихо прорычал Чейн.

Он напрягся, поднимая его обломанное лезвие, поскольку гном держал более длинный меч. Красная руда протянул вперёд руку, раскрыв ладонь.

Меч лязгнул у ног Чейна.

— Что это значит? — потребовал парень.

— Мой обмен! — прорычал Красная Руда, смотря на Винн. — Я знаю, куда вы пойдёте, и я иду с вами!

Винн в немой тишине прошлась по комнате. Так или иначе, он знал то, что она сделает потом. Она собиралась найти Балаал-Ситт. И этот служитель худшего из предателей намеревался следовать за ней к костям своего проклятого предка.

Винн просто стояла, смотря в твёрдые чёрные радужки Красной Руды.

Темнота… Сознание… Дремота…

Эти понятия пришли, сменяя друг друга.

Сау'илахку захотелось завопить от ужаса, который поглотил его в момент второй смерти.

Итак, почему же тогда он всё ещё способен размышлять о чём-то?

Более чем тысяча лет прошла с его первой смерти, эти мучения научили его. Он навсегда остался без плоти — без красоты. На мгновение это воспоминание вырвало кусочек облегчения среди его хаотичных мыслей.

«Смерть — это не наказание… довольно.»

Страхи Сау'илахка всколыхнулись, поскольку он почувствовал присутствие Возлюбленного.

«Это — освобождение… Это — свобода.»

Он обнаружил себя стоящим посреди ночной пустыни. Неисчислимые звезды вспыхнули на ясном черном небе. Он прикрыл глаза, будто каждая сияющая точка светила только на него.

Он увидел свои руки.

Больше не обернутые в черную ткань, они были реальными и загорелыми, как при жизни. Но это не было реальностью. Всё это только для того, чтобы помучить его.

«Почему должен нахальный слуга, мой священник, получить свободу так легко… когда его Бог остается первым рабом среди всех?»

Сау'илахк увидел, как падают звёзды.

Они ударились о темные дюны, и он закружился под чьим-то управлением, но они были всюду вокруг него. Большие насыпи песка двинулись, становясь чернее и отражая свет звёзд вспышками, подобными булавочным уколам… как блики, отраженные от черной чешуи. Чёрные кольца Возлюбленного бесконечно закружились вокруг него, иногда перекрывая друг друга.

Сау'илахк потерпел неудачу в задании, данном ему. Он не повиновался предупреждению. И ещё больше врагов его Бога узнало о его существовании. Но конечно его почти смерть стерла это нарушение. Конечно, этого было достаточно для милосердия, если его Бог спас его.

«Пощады, мой Возлюбленный! — выкрикнул он, вспоминая о голосе, который он обратил к нему с просьбой тысячу лет назад. — Прости… я умоляю тебя!»

Стена извивающихся колец сомкнулась над ним, и он услышал шелест, похожий на движение песка.

«Ты останешься моим инструментом, как и все, кто ступает вне жизни, оставаясь здесь, мертвые, но не мертвые.»

Одно черное кольцо, величиной со всадника на коне, поймало край плаща Сау'илахка. Оно потянуло его в пляску колец, но тут ткань треснула и порвалась.

«Ты будешь служить…»

Сау'илахк закричал, поскольку его пронзило чувство, будто плоть срывают с его костей.

«Ты освободишься только тогда, когда Существование оборвётся… а я стану свободен.»