Мария Чурсина - Хозяйка города

— Я ищу учительницу биологии. Вы знаете её. — Надя сидела, поджав под себя ноги, на прогнувшейся крыше машины. Ночной ветер остро пах травой.

Пёс притаился тут же — из травы торчали только дрожащие остроконечные уши. Когда Надя говорила, они поворачивались к ней, как только она замолкала — в сторону города. Оттуда привычно гудели машины.

— Мы знаем, — сказал мальчик-Смертёныш. Его тёмная тень скорчилась на бетонных плитах, поросших мхом, напротив Нади — на другом краю поляны. Детский голос задрожал в привычной тишине. Зажатая в руке пригоршня семечек таяла, падала в траву чёрная шелуха.

Он был худой до изнеможения — был бы человеком, давно бы умер. Старая, слишком большая куртка хлопала от ветра.

В третьей стороне поляны, в тени деревьев, стояла бледная женщина в длинном платье, подол которого был весь перемазан кладбищенской грязью. Она, как кукла, брошенная кукловодом, замерла, опустив голову и руки. Её окружало марево тихого унылого пения.

Она дёрнулась и посмотрела на Надю. Лицо — мраморная маска с выражением бесконечного горя.

— Зачем тебе учительница?

— Вы не хуже меня чувствуете, что происходит с городом.

Пёс нервно дёрнул полупрозрачными ушами.

— Просыпаются те, кто давно спал, — кивнул Смертёныш, выплюнув чёрную кожурку.

Надя обернулась в сторону города, туда, где в небе стояло жемчужное марево от подсветок и фонарей, и долго молчала, прислушивалась. Где бы ни был сейчас Скрипач, он вёл себя очень тихо. Он научился превосходно скрываться ото всех.

— Да. Тот, кто вырос под городом, копит силы. Я была там, и я видела. Он готовится к войне. А учительница — единственная способна остановить его.

— Хозяйка города, — тихо подтвердила женщина-Кладбище. Подол её платья волновался от несуществующего ветра. — Пусть она вернётся. Тогда мы пойдём в бой. Лишь бы было, за кем идти. Против нас всех он не выстоит. Потому что на нашей стороне будет хозяйка. Потому что город всё ещё принадлежит нам. Нам. Не ему. Пусть только она вернётся.

Они замолчали — четыре нечеловеческие сущности в темноте заброшенного завода.

Надя вздохнула, утыкаясь лицом в колено. В темноте перед глазами она мысленно рисовала план города и думала, где теперь искать Вету, если всё и так обыскано вдоль и поперёк. Если даже Скрипач не знает, где она, и всё они, как заведённые, повторяют только: «Она ушла».

Со стороны разбитой дороги послышался шум — шаг и долгое подволакивание, потом опять тяжёлый шаг, и снова — будто кто-то волочил по земле мешок, набитый сеном.

— Калека пришёл, — сказала женщина-Кладбище. — Он всегда опаздывает.

Он вышел из-за деревьев — лицо было замотано чёрной тканью, под которой угадывался провал, руки почти истлели. Он шёл медленно, замирая после каждого шага, повисая в позе старого огородного пугала. Надя боялась думать о том, как сильно сдал он за то время, пока её не было.

— Может, он знает, где хозяйка, — голос Смертёныша зазвенел на высоких нотах.

Калека замер у четвёртого края поляны, так что Надя и Пёс оказались прямо напротив него. Его изуродованные ноги дрогнули в коленях — скомканное подобие поклона обозначало приветствие. В странном жесте дёрнулись остатки рук.

— Он боялся, что исчезнет, не увидев тебя ещё раз, — перевела женщина-Кладбище.

— Я поняла, — отозвалась Надя и судорожно вцепилась в ржавый металл, нагибаясь вперёд. — Как ты? Я могу помочь?

— Мы ищем учительницу биологии, — живо перебил её Смертёныш. — У тебя лучший слух в городе. Может, ты слышал её?

Калека повернул к нему провал лица. Чёрная тряпка задралась от ветра. Она, в общем-то, была не нужна ему, она требовалась только затем, чтобы не пугать Надю.

Надя была почти человеком, застрявшая на грани между живыми и не-мёртвыми. Они берегли её чувства и относились чуть снисходительно, протягивали мысленные руки, если она падала, переводили неслышимые голоса и грели не-живым дыханием, если по ночам она замерзала.

Калека дёрнулся всем телом сразу.

— Он не слышал её, — грустно сказал Смертёныш. Всклокоченная голова над воротником куртки задёргалась, как отцветший одуванчик под ветром. — Слышал, как Пугало дрался со Скрипачом. Слышал, как под городом роет хода мёртвый поезд. Но хозяйку он не слышал. Тогда мы сами будем искать.

— Вот бы она вернулась, — монотонно запричитала женщина-Кладбище. — Тогда мы пойдём в бой. Лишь бы было, за кем идти. А хозяйка должна нас защитить. Невозможно, чтобы было иначе.

Надя громко вздохнула, обрывая кладбищенское пение.

— Есть люди, которые тоже ищут её. Они хотят остановить Скрипача. Может быть, они что-нибудь знают.

— Люди никогда ничего не знают, — насмешливо скривился Смертёныш.

Женщина-Кладбище осуждающе покачала головой. По траве прокатился тихий ропот. Мальчик вскочил на ноги, сжимая пальцы в кулаки, Калека закачался, переступая с ноги на ногу. Наде тоже пришлось подняться. На своей крыше она разом сделалась выше остальных.

— Мы сделаем так. Сначала мы спросим у людей, что знают они. Если ничего не выйдет, мы пойдём искать её сами. Ваш слух лучше, чем у меня, поэтому вы будете искать её в новом городе. Разделим улицы поровну, позовём всех, кого сможем позвать. А я пойду на другую сторону реки, в старый город. — Она замолчала и сжалась от собственной смелости. — Там я ещё не была.

— В старый город? — вскрикнул Смертёныш. Шумно заработала турбина где-то в мёртвом остове завода. Вхолостую завращались огромные лопасти, но порыв ветра изошёл на нет, и лопасти двигались всё медленнее, пока не замерли окончательно.

Пёс вскочил на лапы — тонкий полупрозрачный силуэт поднялся над травой. Пасть беззвучно распахнулась, обнажая ряды клыков.

— Никто из нас там никогда не был, — произнесла женщина-Кладбище за них всех. Калека покачал головой, и она поправилась: — Очень давно не был.

— Потому я туда и пойду. — Надя сползла с ржавой машины в траву. Земля мягко прогнулась у неё под ногами. Немигающие глаза Пса оказались напротив её глаз. — Я перейду через мост и просто постою на набережной, послушаю город. Ничего страшного.

Пёс не шевельнулся.

— Ты не можешь пойти со мной. В случае чего я притворюсь человеком, а ты?

Надя поправила ремни, перетягивающие грудь. Они ещё неплохо держались, хотя ржавчина безвременья начала разъедать пряжки. Связка амулетов вся почернела и превратилась в бесформенный комок металла и пластика. Надя стянула шнурок через шею и бросила в траву — всё равно теперь они бесполезны. Когда она вернётся в обличье человека, она соберёт новую связку. Если вернётся.

Фонари на обочине не горели, но трасса была прямая, как стрела. С пути не собьёшься. Всю дорогу от города Сентябрь громко мяукал, заглушая тихо играющее радио.