Андрэ Нортон - Берегись ястреба. На острие меча

Сонное удовлетворение, ощущение, что всё в мире правильно. В каком мире? Где? Она же умерла. Может ли мертвец ощущать биение сердца, глубоко дышать ароматным воздухом? Нет никакой боли, есть только…

Тирта медленно открыла глаза. Лицо согревало ласковое солнце, солнце начала лета. За всю свою трудную жизнь она не чувствовала себя более сильной и живой. Как будто действительно умерла, а теперь воскресла к новой жизни. У неё было целое и здоровое тело. Инстинктивно девушка пустила в ход чувства целителя и немедленно убедилась в этом. Никаких сломанных костей, никакого вреда. Она излечилась!

Она лежала в странном месте — в круглом углублении, заполненном красной грязью, которая пахла знакомыми ей с детства травами. Послышался какой–то странный стук. Тирта посмотрела на себя. Грязь облепила её с ног до головы и засохла, превратилась в корку. На этой коросте сидела птица и клювом отбивала ее куски. Птица? Это был сокол, чёрный и сильный. И стоял он на двух лапах!

Рядом с ней кто–то шевельнулся. Девушка быстро повернула голову. К ней склонился Нирель, как делал, когда они вместе открывали ларец. Никакой засохшей крови на нём нет, вообще не видно ран. Даже худое лицо лишилось шрамов. Он тоже снимал корку, отдирал двумя руками! Исчез грубый коготь, все его десять пальцев были заняты лихорадочной работой.

Тирта ахнула, и он улыбнулся. Неужели ещё совсем недавно ей казалось, что такая улыбка невозможна на его лице, которое она теперь так хорошо знала? Нирель поднял свою возрождённую руку, расставил пальцы, сжал их, снова расставил.

— Это… — Тирту охватил благоговейный восторг перел этим чудом и перед собственным выздоровлением, от изумления она утратила дар речи.

— Это колдовство, — сказал он с лёгкой насмешкой, и девушка подумала, что кто–то другой поселился в теле Ниреля. Но потом она взглянула в его глаза — глаза сокола — и поняла, что это не так. — Колдовство Эскора. Ты долго служила ему, леди, и Эскор помог нам.

Она вспомнила.

— Ларец!

— Больше нет обета Ястреба, — объявил он, снимая вновь обретёнными пальцами длинную полоску глины. — Та, что наложила колдовство, сняла его. Когда–то, когда на эту землю упала тень, ларец был оставлен на хранение роду Ястреба. Твой род поклялся хранить его. Но теперь его забрали, чтобы он послужил оружием в верных руках.

— Найнутра?

Фальконер кивнул, продолжая снимать глину, потом сжал руку девушки, помог ей подняться. Она всё ещё смотрела на его руки.

— Я снова женщина, — и тут она забыла о Великой и её делах.

— А я мужчина.

— И фальконер? — она не могла поверить в такую его перемену. В сознании её возникло смутное видение. Лорд и леди Ястреба, когда–то соединившиеся, могут соединиться снова.

Воин повернул голову и испустил щебечущую трель. Птица крикнула что–то в ответ и перелетела ему на плечо.

— В этом, — он поднял руку и погладил пернатую голову, — я прежний. Но теперь я ещё и Ястреб — разве ты не сама назвала меня так, леди?

— Ястреб, — решительно подтвердила Тирта и позволила ему поставить себя на ноги. Не только их тела очистились и излечились. Быть может, их ещё поджидает где–нибудь то, что насылает Тьма, — боль, потребность в силе, но теперь они никогда не будут одинокими.

— А где Алон? — она впервые вспомнила третьего участника их товарищества.

— Он ищет свою судьбу. Она принадлежит только ему.

Тирта кивнула. Да, это тоже правильно. Алон свободен и на своём пути.

— Ястреб, — медленно повторила она. — И пусть отныне они берегутся Ястреба, мой лорд Нирель.

Он обнял Тирту за плечи, и она почувствовала, что это правильно, что это теперь часть её жизни. Сокол взлетел и поднялся в небо, а они вдвоём пошли от прошлого, которое теперь можно забыть.

Квинн Андерс торопливо прошёл по зелёному газону к квадратному новоанглийскому дому и поднёс руку к полированному медному орлу, выполняющему прозаическую роль дверного молотка. Чемоданчик, с которым Квинн не расставался со вчерашнего дня, мёртвым грузом цеплялся за его онемевшие пальцы. Неужели действительно прошло двадцать четыре часа с его внезапного решения? Ожидая на ступеньках крыльца, он снова заволновался. Может, лучше повернуться и уйти? Всё это казалось нелепой мелодрамой… Безумие!..

Но уходить было поздно. В дверях появилась женщина.

— Мистер ван Норрис? — голос Квинна звучал хрипло. Ему пришлось глотнуть, прежде чем продолжить: — Я приехал к нему из Нью–Йорка по делу…

— Ну… не знаю. Мистер ван Норрис на прошлой неделе, катаясь на лыжах, подвернул ногу. У него трещина в лодыжке. Вообще–то, он не принимает, но если вы приехали из Нью–Йорка… может быть… Заходите, я спрошу…

От яркого света в прихожей Квинн замигал, как сова.

— Меня зовут Квинн Андерс, я брат капитана Старка Андерса. Мистер ван Норрис когда–то работал с ним в Европе.

Женщина ушла, а Квинн остался разглядывать рисунки на старых бумажных обоях. Возможно, этот ван Норрис не помнит Старка, и Квинн дурак, что приехал. Он ощутил знакомое чувство неуверенности в себе, как было всегда, когда он думал о брате, который попросил его посетить ван Норриса. А за всю свою жизнь Старк ни разу не предложил заняться бесполезным делом. Поэтому Квинн был намерен встретиться с этим ван Норрисом, даже если ему придётся поспорить с несколькими экономками и взломать двери.

Но, как оказалось, такие драматические действия не понадобились.

Его провели в комнату, в которой ещё не зажгли свет и поэтому было темно. Квинн задержался на пороге и услышал из полутьмы голос:

— Будьте так добры, сэр, зажгите свет. Выключатель на стене слева от вас. Я в настоящее время несколько ограничен в движениях…

Квинн повернул выключатель и обнаружил, что находится в кабинете–библиотеке, которой часто пользуются. Человек, шедший ему навстречу, опирался на костыль и был, вероятно, не старше Старка — около тридцати лет. Светлые волосы взлохмачены, словно он постоянно теребил их пальцами, глаза внимательные, а взгляд даже немного подозрительный. Человек разглядывал Квинна, словно пытался отыскать в нём сходство со Старком.