Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

— А оборванцы используют вас?

— Они думают, что я служу им, и дальше должны думать также — пока мы не выполним задание. Кто они такие, чтобы сравняться с Аскаланте? Волтман, карликовый граф Карабана; Громель, скромный главнокомандующий Черным Легионом; Дион, жирный барон Атталуса; Ринальдо, слабоумный придворный поэт.

Меня бесит тон, которым они говорят со мной, и за это я раздавлю их, когда придет время. Но это в будущем. А сегодня ночью умрет король.

— Несколько дней назад я видел королевские эскадроны, выезжавшие из города, — сказал стигиец.

— Они отправились к границе. Эти язычники пикты совершили нападение — благодаря крепкому вину, которое я отправлял на границу контрабандой. Волтман позаботился о том, чтобы убрать остатки королевских отрядов. При помощи своей высокородной родни он легко уговорит Нуму из Нумедии пригласить к себе графа Трокеро из Пойнтайнии, он возьмет с собой королевский эскорт, как подобает его сану, а также Просперо, правую руку короля Конана. Таким образом в городе останутся только личная гвардия короля и наш Черный Легион. При помощи Громеля я заколю главного офицера. А около полуночи охрана будет отозвана от дверей королевской спальни.

В это время я с шестнадцатью преданными и храбрыми людьми проскользнем через тайный ход в замок. Даже если народ не примет нас с ликованием после того, как дело будет сделано, Черного Легиона будет достаточно, чтобы удержать корону и город.

— А Дион воображает, что он станет королем?

— Да. Этот жирный дурак утверждает, что трон принадлежит ему, потому что в его жилах есть следы королевской крови. Конан совершил большую ошибку, удалив от двора всех, кто принадлежит к древней династии. За это он и поплатится жизнью.

— Волтман снова получит благосклонность короля, со звоном монет, которые ему щедро отсыпят, как это было при старом режиме, и сможет навести прежний блеск на свои владения. Громель ненавидит Паллантида, главнокомандующего Черных Драгун, и мечтает командовать всеми военными отрядами. Эту цель он преследует с упорством боссонца. Ринальдо — единственный из нас, у кого нет личных амбиций. Он видит в Конане грубого варвара с окровавленными руками. Он идеализирует короля, которого Конан убил из-за короны. Он помнит только то, что тот изредка поощрял искусство, и забыл о всей несправедливости и бесхозяйственности его правления — и он заботится о том, чтобы народ тоже забыл об этом. Уже открыто поют хвалебные песни Нумедидесу, в которых Ринальдо до небес превозносит этого мошенника и проклинает Конана, этого дикаря с черным сердцем из «мрачного ада». Конан смеется, но народ ропщет. Поэты всегда ненавидят тех, кто имеет власть. Они бегут от действительности в прошлое или мечтают о будущем. Ринальдо фанат идеализма. Он верит, что нужно свергнуть тиранию и освободить народ. А что касается меня, то еще пару месяцев назад я думал о том, чтобы весь остаток жизни нападать на караваны. Однако теперь во мне проснулись мечты. Конан умрет, Дион взойдет на трон. Потом он тоже умрет. И так будут один за другим умирать все, кто стоит на моем пути: от огня или стали, или отравленного вина, которое ты так великолепно готовишь. Аскаланте, король Аквилонии, как звучит?

Стигиец пожал плечами.

— У меня тоже самолюбие задето, — сказал он с нескрываемой горечью. — Рядом с вами я кажусь бесцветным. Как низко я пал. Тот-Амон находится среди иноземцев, служит в качестве раба, поставленного вне закона, и поддерживает мелочные амбиции баронов и королей!

— Ты полагаешься на магию и колдовство, я полагаюсь на свой разум и меч.

— Что значат меч и человеческий дух против мудрости Тьмы? — пробурчал стигиец. Его черные глаза угрожающе сверкали, под ними пролегли тени. — Если бы я не потерял кольца, наши роли поменялись.

— Во всяком случае, — рассерженно сказал грабитель, — на спине у тебя шрамы от моего кнута, и, вероятно, к ним добавятся еще и другие полосы.

— Не будьте в этом так уверены! — дьявольская ненависть на мгновение зажглась в глазах стигийца. — Однажды, может быть, я снова найду кольцо, а потом рассчитаюсь с вами за все…

Аквилонец, пылая от гнева, изо всех сил ударил Тот-Амона. Тот пошатнулся, на губах его выступила кровь.

— Теперь ты будешь поскромнее, — пробурчал Аскаланте. — Берегись! Я рой господин и знаю о твоей мрачной тайне. Если же ты такой отважный, то поднимись на крышу и прокричи, что Аскаланте в городе, чтобы свергнуть короля!

— Нет… — пробурчал стигиец и вытер кровь с губ.

— Да, ты не отважишься, — высокомерно усмехнулся Аскаланте. — Потому что если я умру от одного из твоих трюков, то один священник-отшельник в южной пустыне узнает об этом и вскроет свиток, который я передал на хранение в его надежные руки. Как только он познакомится с содержанием свитка, по всей Стигии из уст в уста будет передаваться сообщение. И на юге в полночь поднимется ветер и устремится сюда. Куда ты тогда денешься, Тот-Амон?

Раб вздрогнул, и его темное лицо стало серым.

— Достаточно! — Аскаланте сменил тон. — У меня для тебя есть работа! Я не доверяю Диону и хочу, чтобы он уехал в поместье, пока все не закончится. Этот дурак не сможет сегодня скрыть своей нервозности. Скачи к нему. Если ты не догонишь, то скачи дальше, в его поместье, и оставайся с ним, пока мы не уведомим, что все произошло. Не спускай с него глаз. Он едва соображает от страха и может сделать что-нибудь непредвиденное и даже, охваченный паникой, может явиться к Конану и рассказать о нашем заговоре, чтобы спасти свою шкуру.

Раб поклонился, скрыв ненависть в своих глазах, и сделал то, что приказал господин. Аскаланте снова откинулся в постели и начал с удовольствием потягивать вино.

Зал был огромным, роскошно обставленным, с коврами на полированных панельных стенах и на полу из слоновой кости. Высокий потолок украшен лепкой и серебряной филигранью. За столом из слоновой кости сидел мужчина, широкие плечи которого и загоревшая кожа так не подходили к этому роскошному окружению. Он выглядел бы лучше где-нибудь в степи или в холодных, суровых горах. Каждое движение выдавало его гибкость и силу мышц. В нем не было ничего степенного. Или он был совершенно спокоен — неподвижен, как бронзовая статуя — или находился в движении, однако не с порывистостью нервов, а с гибкостью кошки, за быстротой движения которой глаза уследить не могли.

Одет он был в костюм из дорогого материала. На нем не было никаких украшений, только простое серебряное кольцо, стягивающее длинные черные волосы.