Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

Осажденные, опьянев от радости, закричали во весь голос, застучали окровавленными шпагами по своим пробитым щитам, а горожане — богатые купцы и нищие, шлюхи в красных юбках и знатные дамы в шелках — пали на колени и запели благодарственный гимн Митре, и слезы благодарности катились по их щекам.

Страбонус, яростно отдававший приказы, поставил коня перед конем Амальруса и проворчал:

— Все равно мы сильнее их, конечно, если у них нет подкрепления за холмами. Мы не выпустим никого из города. Это всего лишь пуантенцы. Мы так и думали, что Тросеро решится на это безумие!

— Я вижу Тросеро и его капитана Просперо… НО КТО МЕЖДУ НИМИ? — вскричал вдруг Амальрус.

— О Иштар, помоги нам! — пролепетал, бледнея, Страбонус. — Это король Конан!

— Вы с ума сошли! — закричал Тзота в порыве ярости. — Конан уже два дня, как в брюхе у Сатхи!

Натянув поводья, он повернулся, чтобы взглянуть на армию, которая уже стекала по равнине. Ошибки быть не могло: все узнали силуэт в броне вороненой стали на черном боевом коне, под колыхающимся шелком штандарта. Тзота в ярости зарычал. Впервые в жизни Страбонус видел мага в таком замешательстве, и это зрелище напугало его.

— Это колдовство! — визжал Тзота, дергая себя за бороду. — Как он мог убежать, добраться до своего королевства в столь короткий срок, да еще собрать армию? Это сделал Пелиас, будь он проклят! И будь проклят я, что не убил его, когда он был в моей власти!

Услышав имя человека, которого все считали уже десять лет мертвым, короли вздрогнули, их паника сообщилась армии. Конан… Тзота угадал суеверный страх людей, злоба исказила его черты.

— Вперед! — закричал он, отчаянно размахивая тощими руками. — Мы сильнее! Раздавите этих собак! Сегодня вечером мы будем праздновать победу на развалинах Шамара! О Сот! — Он поднял руки, призывая бога-змею, напугав этим даже Страбонуса. — Дай нам победу, и я клянусь принести тебе в жертву пятьсот девственниц Шамара, истекающих кровью!

Тем временем армия противника заполняла равнину. За рыцарями ехали воины на маленьких быстрых лошадках. Вот они соскочили наземь — с луками и пиками — и бросились на врага, боссонские лучники и крепкие пикейщики из Гундерданда с рыжими кудрями, падавшими на плечи из-под стальных касок.

Это была разношерстная армия, набранная Конаном в несколько безумных часов после его возвращения в столицу. Он собрал чернь, которая рвалась атаковать пеллианских солдат, занявших внешние укрепления Тарантии, и убедил ее пойти к нему на службу. Он послал гонца догнать Тросеро и вернуть его. С этим войском он и пошел на юг, набирая по дороге людей и коней. Дворяне Тарантии и окрестные крестьяне увеличили его силы, а он все набирал рекрутов во всех городах и во всех замках, мимо которых проезжал. Тем не менее, это был очень скромный отряд по сравнению с ордами захватчиков, скромный, но умелый и храбрый.

Девятнадцать сотен всадников шли теперь с ним. Наемники и солдаты на жаловании дворян составляли пехоту — пять тысяч лучников и четыре тысячи пикейщикой. Арбанус бросил на них свои отряды — океан сверкающей стали. Дозорные на городских стенах дрожали, глядя на эту когорту, мощь которой во много раз превосходила силы спасателей. Впереди шли лучники-шимиты, потом котийские копейщики, а затем одетые в кольчуги рыцари Страбонуса и Амальруса. Намерения Арбануса были очевидны: он хотел воспользоваться пехотинцами, чтобы смести пехоту Конана и открыть путь кавалерии.

Шемиты беспрестанно атаковали, стрелы падали как град. Лучники с запада, закаленные тысячелетней безжалостной войной неумолимо продвигались вперед, смыкая ряды, когда падали их товарищи. Их было много, очень много, и лучники шемиты погубили большую их часть, но меткость боссонийцев превосходила врагов, так же как их мораль и великолепие оружия. Под градом стрел падали целые ряды шемитов. Синебородые воины в легких кольчугах не могли противостоять яростной атаке, к тому же боссонийцы были лучше защищены. Шемиты бежали, бросив луки, и это вызвало панику в рядах копейщиков-котийцев, шедших за ними следом.

Без поддержки лучников солдаты сотнями падали под стрелами боссонийцев и, атакуя с близкого расстояния, были встречены пиками. А потом в бой вступила пехота гундернайдейцев. Пришельцы с севера, из Аквилонии, что находилась в одном дне путешествия от границ Киммерии, они были рождены для войны и представляли собой потомков лучших гиберейских родов. Их натиска не смогли сдержать котийцы. Они отступили. Страбонус, багровый от гнева, видел все это и приказал трубить наступление. Арбанус колебался: может быть, лучше отступить? Вытянуть всадников из-под прикрытия лучников? Страбонус окинул взглядом длинные ряды своих воинов, яростно оглядел горстку врагов в кольчугах и повторил приказ.

Арбанус вручил свою душу Иштар и приказал трубить в золотой рог. С грохотом поднялся целый лес копий, армия понеслась по равнине. Земля дрожала от конского топота, блеск золота и стали заставил дозорных на башнях Шамара зажмуриться.

Конники врезались в ряды копейщиков, опрокидывая друзей и врагов, и попали на острые зубы стрел боссонийцев. Они падали наземь, словно сухие листья. Лучники стояли плечо к плечу, с широко расставленными ногами, натягивая луки и посылая стрелы, испуская дикие крики.

Рухнули первые ряды всадников, скакавшие за ними спотыкались об их тела и о трупы коней. Рухнул наземь Арбанус со стрелой в горле, его череп разбил копытом боевой конь.

Страбонус выкрикивал одни приказы, Амальрус — другие, сверкающие ряды спутывались и перемешивались. Воцарился хаос. И тут прозвучали трубы Конана.

От грохота столкнувшихся армий пошатнулись, казалось, даже башни Шамара. Словно миллионы молотов били о наковальни. Стальной клин, ощетинившийся копьями, врезался в ряды захватчиков. Врагов били длинные копья и пики, а в центре атакующей армии неслись рыцари Пуантена с их беспощадными шпагами с обоюдоострыми клинками. Дозорные на башнях, оглушенные грохотом невиданного сражения, видели, как у их ног сталкивалось железо, как слетали султаны под ударами шпаг, взлетали и исчезали флажки и штандарты.

Упал на землю и был затоптан копытами боевых коней Амальрус. Сотни всадников Конана окружили плотным стальным кольцом рыцарей Кота и Офира, все глубже врезаясь в смятенные ряды врага. Лучники и пикейщики, разгромив котийскую пехоту, пришли на помощь всадникам, стреляя в упор, выбивая врагов из седел своими длинными пиками, вспарывая животы их коням, разрезая подпруги.

И у острия этого стального треугольника стоял грозный, оживший на страх врагам Конан, испуская воинственный, языческий клич, описывая шпагой сверкающую дугу, сбивая шлемы врагов, вместе с их головами. Бешеным галопом проскакал он сквозь ряды закованных в железо врагов, и рыцари Кота сомкнулись за ним, отделив его от его отрядов. Конан рвался вперед, опустошая ряды врагов и, наконец, очутился перед Страбонусом, мертвенно бледным, окруженным дворцовой стражей. Страбонус взвыл от бешенства и взмахнул боевым топором. Топор обрушился на шлем Конана, от шлема полетели искры. Конан пошатнулся, но устоял и поднял клинок. Его клинок, пять локтей длиной, разрубил шлем врага, раскроил ему череп, конь Страбонуса заржал, встал на дыбы и сбросил труп хозяина наземь. И в тот же миг Тросеро и его люди рванулись вперед, рубя захватчиков на скаку, обрушив штандарт Кота. Ряды врагов дрогнули, отступили. Но за ними, отрезая им путь, запылал огромный костер: это защитники Шамара, вырвавшись из осажденной крепости, разбежались по лагерю осаждавших, жгли их палатки и громили военные машины.