Людмила Астахова - Знающий не говорит. Тетралогия

И почему-то посмотрел на Кенарда.

Тронгарс не выглядел довольным. Столь быстрая победа над злокозненной некроманткой если и принесла ему моральное удовлетворение, то волшебник удачно скрывал свое торжество. Выглядел он, на взгляд барона, несколько потрепанным и каким-то усталым. Это заметил даже Альс и, сменив гнев на милость, согласился разделить со старым недругом скромный ужин и неспешную беседу.

– Что заставляет юную девушку, окруженную заботой с самых пеленок, вдруг почуять вкус к чужой крови? – сказал маг, не обращаясь ни к кому конкретно.

Эльф неопределенно хмыкнул.

– Не знаю. Что вообще заставляет людей убивать маленьких, беззащитных, невинных?

– Ты сказал – людей? Считаешь, что орки и тангары лучше? – подозрительно сощурился волшебник.

– Не придирайся. Орка не стала бы некроманткой, а тангарка не перерезала бы горло ребенку, точно куренку.

В глазах Тронгарса зажегся прежний фанатичный огонек профессионального борца со Злом.

– Я уже говорил… Все это признаки нисхождения Тьмы.

Но эльф снова отмахнулся:

– Что-то мне это все сильно напоминает. У нас на каждый вредный чих принято говорить: «Искажение». И делать очень умное лицо. Искажение – это очень удобное объяснение всякому преступлению, всякой мерзости.

– Эльфийские волшебники, коих именуют Ведающими, правы.

– Ровно настолько же, насколько магистры Облачного Дома, – процедил Альс довольно зловеще.

Маг погрустнел еще больше и задумался. Молчание затянулось не на шутку.

– Ты считаешь людей существами греховными и порочными изначально?

– Я не могу судить, Вир'емар, я уже утратил счет своим грехам. И по большому счету мне плевать, насколько люди подвержены тем или иным порокам. Главное, чтобы эти пороки удерживались в рамках закона.

– Ты веришь в закон? Хм… Снова удивил. Но законы придумывают люди с теми же пороками, как и у прочих.

Эльф пожал плечами. Состязание в риторике с магом он, может быть, и выиграл бы, но заниматься словоблудием считал недостойным занятием в принципе.

Волшебник медленно отпил вино из бронзового бокала, темное, теплое, густое и красное. Как жертвенная кровь.

– Я не знал, что ты так расстроишься, Ириен.

– Я не люблю, когда убивают детей.

– Удивил. Не думал, что ты любишь детей.

– Я не люблю детей, не люблю мужчин и женщин, – огрызнулся Альс и, подумав, добавил: – Еще больше я не люблю колдунов, архимагов, в том числе и некромантов, у меня вообще туго с любовью.

Тронгарс натужно хихикнул и налил себе еще вина.

Ему не хотелось спорить с вредным эльфом, гораздо приятнее было пить и глядеть на грубо побеленные стены, окрашенные красновато-золотистым отсветом огня, на которые ложатся черные-черные тени. Три изломанные тени.

Третий сотрапезник все время молчал, и только его черная тень скорчилась в углу, подпирая тяжелую голову руками. Но он все же не выдержал и спросил крошащимся, точно горная порода, голосом:

– Ну а крыс зачем было напускать? Крыс-то? Сама ж голодать будет.

– Это был побочный эффект, милорд, – пояснил маг, делая большой глоток из своего кубка. – Что? Чего ржать? Что тебя так рассмешило, Ириен Альс?

Милостивые господа, а задавались ли вы хоть раз вопросом, отчего все самые гнусные истории начинаются непременно в трактирах или на постоялых дворах? Ведь, если здраво рассудить, сколько раз вы слышали либо же читали о том, как стоило безобидному путнику переступить порог таверны, и его вместе с сытным ужином, а зачастую ведь и вместо оного ждала некая встреча, которая впоследствии оборачивалась ТАКИМИ неприятностями, что на сон грядущий лучше и не вспоминать. Хоть затягивай потуже пояс и проезжай мимо вкусных запахов, так и льющихся на стылый весенний воздух из распахнутых дверей корчмы, если сам себе не враг.

Но это лишь слабенький голос рассудка взывает к опыту и осторожности, и его порой не слышно за злобным урчанием желудка.

А жаль.

Зима в том году была слякотная и теплая, но аккурат к середине Араш-Ветровея весь Норгонд замело такими сугробами, что даже старики удивлялись. Затем с юга налетел теплый ветер, и эти несусветные снега стали стремительно таять, превращая дороги в реки, а реки в разливные моря. От постоянной сырости портилась одежда, не говоря о сапогах, которым наступил неурочный конец света на радость и прибыток сапожникам. В городах внезапное половодье превратилось в подлинное бедствие, грозя обернуться всплеском болячек при дальнейшем потеплении.

Альс сидел в трактире «Пастушка и овечка» и отмечал приобретение новой обуви сытным обедом. Мастер-полуорк сделал все возможное, чтоб удовлетворить потребности и запросы клиента-эльфа, и расстарался на славу, сотворив отличные непромокаемые сапоги, не хуже тангарских. Теперь, когда ноги были в тепле, Альс решил побаловать и свой желудок, заказав мясо с жирной подливой и гору лепешек, начиненных острым сыром, зеленью и всякой приправой. И вот теперь кусок мяса размерами с Ветланд лежал перед оголодавшим эльфом, игриво свешивая здоровенные ломти-уши с краев тарелки, и разве только не подмигивал: «Съешь меня, дружок!» Не часто в трактирах по эту сторону Дождевых гор восхитительный вид стряпни соответствует такому же вкусу, но готовка в «Пастушке» отличалась от общего правила. Альс откусил кусок и уже не мог оторваться от тарелки, вызывая тем самым горделивую ухмылку хозяина.

Эльф по своей старой привычке сидел в нише спиной к залу, но даже оттуда было слышно, как он чавкает. Из окна ниши открывался вид на улицу Медников, покрытую скользкими ледяными ямами и грязными кучами снега, между которыми текли ручьи воды, ледяной крошки и помоев. Прохожие были вынуждены гуськом топать по узеньким тропкам под стенами домов, потому как подойти ближе к середине проезжей дороги было чревато. Брызги, летевшие из-под конских ног, колес телег и экипажей, окатывали смельчака с ног до головы и не по одному разу. Задача усложнялась вдвое, если не втрое, когда требовалось перейти на другую сторону улицы. Дело было даже не в том, чтобы улучить момент, когда дорога будет свободна от повозок и всадников. Часто от спасительных тропок отделяли целые озера ледяной воды, преодолеть которые являлось задачей не для хилых здоровьем и духом. Альс в процессе обеда имел возможность наблюдать за трудностями форсирования. Стена противоположного дома дала трещину от сырости, и ее спешно укрепили бревнами. Их приходилось обходить, и между тем местом, где заканчивалась отгородка и начинался тротуар, имелось широкое пространство, которое со стороны выглядело как ровная масса снежной крошки и воды. Перепрыгнуть препятствие не смог бы даже эльф, не говоря об укутанных в многослойные одежки горожанах, тем паче горожанках. Несчастные путники долго примеривались, чтобы удачно поставить ногу и преодолеть лужу в один шаг, прыгали – и проваливались в невидимую яму чуть ли не по колено. Падение, как правило, сопровождалось воплями, руганью и красочными проклятиями, повергающими стайку мальчишек, стоящих в сторонке, в отчаянное веселье.