Катерина Диченко - Механик и все-все-все

Жар хлынул к щекам, и я поняла, что покраснела. А если он…

— И мысли читать можешь?

— Упаси Господи от твоих мыслей, — ужаснувшись, отмахнулся он.

— Ах. Так! Да? Ладно, я это запомню, — демонстративно обиделась я, втайне радуясь ошибочности своих предположений. И правда, не дай Бог узнает, что я на самом деле о нем думаю! — Где моя Смятка? Ага, вот она, то есть он… Сегодня я сплю с ним. Он молчаливый, ехидничать не умеет и меня любит, а ты — низложен. Еще друг называется… — обиженно протянула я и, обняв игрушку, повернулась к нему спиной. — И только попробуй мне присниться! — мрачно предупредила я. — Я тебе тогда… э… не знаю, что я с тобой сделаю, но это будет страшная месть!

— Ну, раз не знаешь, можно спать спокойно, — ехидно ответил он и беспардонно подвинул меня с подушки.

Борьба была недолгой, но продуктивной. Военные трофеи были разделены поровну — подушку и одеяло поделили между заключившими временное перемирие сторонами, которые с чистой совестью и чувством выполненного долга уснули прямо возле камина.

Мне снилось что-то хорошее, что конкретно вспомнить я так и не смогла. Коварный Тергиш…

Утро началось с того, что я застала Шэйна за страшным преступлением — он пил сгущенное молоко прямо из баночки, высоко запрокинув голову и нагло стоя посередине кухни. Увидев мою шокированную личность, застывшую в дверях, он не прекратил это вопиющее злодеяние — он просто отвернулся!

— Тергиш, побойся Бога, ты же в гостях! Оставь мне хотя бы на донышке.

Меня проигнорировали самым беспринципным образом. Вот пиявка такая! Присосался — не оторвешь! И сколько в него только лезет.

Я попыталась допрыгнуть до банки — безрезультатно. Может, табуретку подсунуть?

— О-о-о, разошлась, механика, — осуждающе и даже обвиняющее (вот наглец!) сказал Шэйн, отставляя порядком опустевшую банку. — Мало того, что всю ночь одеяло на себе перетягивала, я замерз весь, так еще, и поесть нормально не даешь.

Клянусь, мне было бы стыдно, если бы я так хорошо не знала Тергиша. Вот и сейчас его глаза светились плохо скрываемым ехидством.

— Как тебе не стыдно? — и я осуждающе покачала головой.

— Как мне не стыдно ты можешь видеть сама, — нагло осклабился он и бесцеремонно сел за стол.

— А тебе не будет жалко, если я помру во цвете лет от голодного обморока?

Я села напротив и мстительно сощурила глаза.

— От голодного обморока еще никто не умирал, — безапелляционно бросил он и сдернул большую белую салфетку со стола, на которую я раньше не обращала внимания.

Все-таки я свинья. Большая, с розовым пятаком и закрученным спиральками хвостиком. Под салфеткой находились тарелки с фруктами, сыром и медовыми пряниками.

— Признаю свою вину и приношу самые искренние извинения, о, мой всемогущий господин.

— Так бы слушал и слушал, — мечтательно протянул он и первым приступил к завтраку.

Позавтракали быстро, со стола убрали дружно, привычно обмениваясь колкостями и шутками. Собираясь уходить, я сама проверяла окна и двери, притом, скорее для того, чтобы попрощаться. Вряд ли я сюда еще вернусь… живой.

— Поехали? — закрывая входную дверь, спросила я у подозрительно притихшего Шэйна.

— Подожди, нужно еще кое-что сделать, — не удержался он от улыбки и достал из внутреннего кармана пальто трубку для курения из белого гранга.

— Ты запомнил… — я чуть не заплакала. — Спасибо огромное.

К могиле сходили вместе. Пройтись по свежему воздуху, снегу, приятно хрустящему под ногами и переливающемуся под лучами яркого зимнего солнца, полюбоваться окружающей природой было одно удовольствие.

Надгробие из серого мрамора в форме огромных раскрытых круглых часов, в которых были видны все шестеренки, винты и прочие механизмы было задумкой деда еще при жизни. Черный юмор — это семейное.

Я стряхнула рукой снег, высоко засыпавший надгробие и положила на очищенный мрамор трубку.

— Не удивлюсь, если сейчас появится довольный дед и попросит табачку, — грустно усмехнулась я.

— Любил попыхтеть?

— О-о-о, еще как! Однажды купил такой табак, от которого дым шел, как от печки. Мы тогда в городе дом снимали. Стоит, значит, курит возле форточки, а с улицы, как заорут «пожар!». Больше он тот табак не покупал.

— У вас много было друзей?

— Хороших знакомых много, а вот близких друзей не очень. Мы, как-то особняком жили. С Маркусом ты познакомился. Есть еще два старых друга, они живут недалеко от города.

— Хочешь к ним съездить? — неожиданно спросил Шэйн, и я перевела на него удивленный взгляд. Его лицо было абсолютно серьезным.

А почему бы и нет…

Дверь открыли не сразу, и я уже начала подумывать, что дома никого нет, но послышались шаркающие шаги и на пороге появился Данияр Лайош. С момента нашей последней встречи он не сильно изменился, только добавилось седины в темно-русых волосах и появились глубокие морщинки в уголках глаз. Высокий, подтянутый, немного сутулый мужчина с темно-карими глазами удивлено замер, а потом его лицо расцвело широкой радостной улыбкой.

— Катерина, какая неожиданность! Вот это да! Как замечательно, что ты приехала, — добродушно затараторил он и крепко меня обнял. — Я уж и не чаял тебя увидеть, думал забыла нас.

— Я не забыла, просто времени все никак не могла найти, — виновато призналась я. — Вот… решила навестить. Надеюсь, мы не помешали?

Данияр бросил хитрый взгляд на хранившего молчание Шэйна и тихо шепнул на ухо:

— Твой парень?

— Мой очень близкий друг, — краснея, ответила я, не соврав и не сказав правды.

— Данияр Лайош, весьма рад знакомству, — сказал мужчина, протягивая Шэйну руку.

— Шэйн Тергиш, — уважительно кивнул в ответ парень, и они крепко пожали руки.

— Что же я вас на пороге держу? — засуетился Данияр. — Проходите в дом… Вот Астамир обрадуется.

Астамир Селиш — еще один друг нашей семьи. Сколько себя помню Астамир и Данияр всегда были неразлучны и деда моего знали с молодости. Так случилось, что ни у одного, ни у другого семьи не было. Так конечно, по молодости… у обоих спутницы были, но что-то не сошлось и старость они решили встретить под одной крышей. Два закоренелых холостяка и друга. К нам в семью они приезжали часто и эти визиты я очень любила. Особенно Данияра — он в молодости был настоящим красавцем. А вот Астамир меня баловал. Что ни говори, а друзьями они с дедом были хорошими, и на похоронах их поддержка оказалась неоценимой.

Дом в котором они жили находился недалеко от города, но стоял особняком и до соседей было далековато. Огромное трехэтажное здание из темно-серого кирпича сейчас казалось мне по особенному старым и мрачным. И Астамир и Данияр оба были мастерами. Данияр — инженер, Астамир — механик, поэтому дом был заполнен всевозможными изобретениями как собственными, так и привезенными из многочисленных путешествий. Еще с детства это место было для меня, как магические двери в сказочный мир механики — настоящий музей.