Александр Никоноров - Раздать сценарий

За детей, за детей. Фрил, Селенаб, я люблю вас. Элинимо, где бы ты ни был… Любимый… Наверное, твоя утренняя улыбка была для меня последней.

— Я. Все. Сказала. — Отчеканила Алниса, ловя нижней губой стекающие слезинки.

— Ну хорошо. Не желаешь по-хорошему, захочешь по-иному. Освободить стол!

Пираты долго не церемонились. Схватив свисающую скатерть, долгими зимними вечерами вышиваемую умелыми руками Алнисы, они резко дернули. Тарелки, кувшины, кружки и кастрюли с грохотом полетели на пол; в воздух тотчас поднялся запахи еды и вина. И нет больше куриного пирога, так любимого мужем, нет и овощного супа, буженины и ветчины собственного изготовления, как нет и кувшина вина, создателем которого были Алниса с Элинимо.

«А скоро не будет и меня…» — отстраненно подумала женщина.

Ролин сделал жест, и его приспешники подхватили стройное тело Алнисы. Она сопротивлялась, дрыгала ногами, ей удалось заехать острым мысом башмачка кому-то по подбородку, другому получилось с треском заехать в нос локтем, но с ней быстро справились. Обувка слетела с ног, а подоспевшая подмога выкрутила тело Алнисы так, что она не могла пошевелить и кончиком пальца. Ее растянули на столе и прижали, пребольно давя на руки и ноги.

Она кричала. Это был крик не страха. Это не было отчаянием. Это был крик мольбы, мольбы Всеединому с просьбой оградить детей от сегодняшней ночи, от происходящего кошмара. Пусть они выживут. Не должны они расплачиваться за то, в чем неповинны!

К ней подошли Ролин и Делик, возвышающиеся над ней ужасными исполинами. Первый сжимал массивный деревянный молот для отбивания мяса, у второго в руке был красивый искривленный кинжал с изумрудными камнями, инкрустированными в рукоять.

— Аля, ты хорошо подумала? — по-дружески спросил Делик, демонстративно подпиливая ноготь на руке. Вопрос прозвучал обыденно, словно у нее уточняли, не желает ли она прогуляться по вечернему парку прелестнейшего Скандероса.

— Да! Да! — в отчаянии закричала женщина. Она почти ничего не видела из-за града слез, все было мутно и непонятно. Где же муж… Где же ты, Элинимо? — Чтоб вы сдохли!

— Мразь! — выкрикнул Ролин и, широко размахнувшись, опустил молоток прямо на локоть Алнисы. Она вскричала.

Боль! Боль-боль-боль!

Все ее тело превратилось в сплошной комок боли и страдания. Удар на время ослепил и притупил сознание, но, вновь вернувшись к нему, женщина поняла, что истошно кричит.

Ролин угрожающе замахнулся.

— Отвечай!

— О-о-отве-е-ет-т-т-ти-ла-а-а… — выла Алниса.

— Сука! — с этим выкриком последовал второй удар, по другому локтю.

Еще одна вспышка. Не было сил дернуться, вырваться. Она могла только кричать.

— Я из тебя живой труп сделаю! Твой дом станет твоей могилой, а на похоронах никто тебя не узнает! — Ролин кричал. И неизвестно было, чем вызван этот крик. Память былых чувств? Обида, что она не с ним? Возможность отыграться?

— Сохрани себе жизнь, Алечка, и ответь нам! — едва ли не умолял Делик.

Много ужасных фраз было произнесено. Что они говорили? О чем? Она слышала какое-то дребезжание. Многоголосое эхо, будто она находилась под водой. Что от нее хотят?

Однако пираты восприняли ее молчание по-иному, и за дело взялся Делик. Приставив нож к груди, он слегка надавил. Но этого нажима хватило, чтобы лезвие послушно погрузилось в плоть, усыпанную бисеринками пота. Медленно, наслаждаясь каждым разрезанным фланом, он вел руку дальше, к животу.

Алниса стонала. Сил больше не было. Она выуживала из извне что-то похожее на «ответь нам», но не могла понять смысл. Она слышала только боль. Она видела только боль. И сама она была болью, сплошной и бесконечной. Что-то теплое приятно катилось по животу, стекая на ребра, а в области груди сквозь полотно кошмарных ощущений она чувствовала легкое щекотание.

Ролин стоял и смотрел на окровавленную женщину, чьи руки были вывернуты под странным углом. В проломленных локтевых суставах образовалась лужица крови, в которой как в ванночке плавали крошки костей, а из вен методично хлестала кровь. Ладони тряслись, пальцы словно играли на невидимом инструменте.

А ведь когда-то он ее любил… Столь сильно, что возненавидел своего лучшего, наряду с Деликом, друга — Элинимо.

— Твою мать! — щелкнул себя по бороде Делик. — Упустили!

— Ты бы ее еще исполосовал всю, а потом пробовал спросить! Она же живая смерть!

— Не забывай, что она так же причастна ко всему наравне со своим муженьком!

— Я знаю, Делик, — парировал Ролин, — но теперь поздно, от нее ничего не добиться.

— Да уж. Ну, что ж, ничего не попишешь. Зато ей воздалось по заслугам. Эй, Хиф, прикончи эту суку!..

Ее голова безвольно откинулась. Кровь из разрезанного горла залила шею. Последнее, что она увидела, это два детских личика. Глаза с тоской и непониманием смотрели на маму…

…Они ушли. В доме стало тихо. Так тихо, что два мальчика могли слышать, как что-то капает.

— Вроде все, — шепнул Селенаб дрожащему Фрилу. Младший брат пугал его: вместо маленького мальчика на него смотрел разъяренный бык. Глаза не четырехлетнего ребенка. Такие глаза могли принадлежать человеку, уже состоявшемуся убийце, всю жизнь которого питала жажда мести.

— Пойдем, — с опаской бросил Селенаб.

Они вошли на кухню.

— Ой… — прошептал Фрил.

С распоротого горла матери срывались тяжелые капли цвета спелой вишни и опадали на пол. Падение сопровождались мерным бульком, и в разные стороны летели мелкие красные брызги.

— М-м-ма-ма, — тоненько позвал Селенаб.

Но мама не отвечала. Она лежала и не шевелилась.

— Мамулечка-а-а-а, — взвыл он еще раз. — Тебе больно, мам?

Ответа не было. Фрил вырвал руку и проворно залез на стол. Младший брат плакал. Он взял Алнису за голову и повернул к себе. Потревоженные артерии извергли новую порцию крови, а изо рта матери вырвался странный хрипящий звук.

— Что они с тобой сделали, мама? — молвил Селенаб.

— А-а-а-а! — закричал Фрил и, не удержавшись, упал на пол, прямо в алую лужу…

— Дела… — задумчиво промолвил бел Таклам, почесывая подбородок. — Давай по новой с того момента, как он упал.

Маг повиновался раз пятидесятый, и не сказать, что неохотно — ему было интересно не меньше, чем всем собравшимся. Из курсов Академии ничего не вспоминалось, ничего из ранее услышанных рассказов о всяких диковинностях ни на флан не совпадали или не были хоть сколько-нибудь близки к увиденному.

— Ситуация и вправду тупиковая. Впервые вижу подобное. — Департ нехотя повернулся к обслуживающему ингиарию магу и небрежно спросил: — Ну а ты что скажешь?

— Непонятная вещь, бел Таклам. Мне неведомо это приспособление. Не исключаю, что оно может быть опасно.