Александр Меньшов - Пряди о Боре Законнике

Сам Боров по-прежнему ожидал подхода основных канийских сил, всё ещё отказываясь верить, что его людей просто-напросто бросили на произвол судьбы. Не имея ни подкрепления, ни провизии, его войско собиралось и дальше двигаться в указанном на совете направлении.

Из Гира выслали послов. Орки собирались откупиться от Тарла, но один из его ратников не смог воздержаться и зарубил вышедшего из крепости посла. Тарл сильно гневался, хотел казнить раздорника, но старшина едва-едва смогла убедить военачальника быть милостивым.

Не решаясь вступить в битву, Боров потерял несколько дней. Дозорный отряд сообщил о большом войске, идущем из степей на подмогу оркам. Тарл тут же велел сооружать плоты и переправляться на другой берег, явно желая спасти остатки обессиленного войска.

Меж тем, орки из крепости попытались обойти людей. Но нападение их было крайне неудачно и они с глубоким уроном были сброшены в быстрые воды Рожжи, где почти все и погибли.

Отбившись с большими утратами, ратники Борова скоро переправились на безопасную сторону и тронулись степями на юг. Положение войска оказалось весьма печальным. Припасы были съедены, вода на исходе… Оставалось только одно: есть лошадей. Начался ропот.

Тарл выступил перед своими людьми, упрекая тех в отсутствии мужества… Отряды долго скитались, прежде чем вышли к небольшому торговому городку Добрынино. Тут Борову и стало достоверно известно, что его канийские союзники давно отступили назад к границам своего государства. А зуреньские отряды отдали «на откуп» оркам.

Будучи в большом гневе, Тарл приказал обобрать, а попросту ограбить купеческий люд, после чего его войско тронулось назад к западному берегу Бурного моря… Вот так печально закончился третий поход Тарла Борова в южные степи. На родине военачальника встретили весьма радостно. А также поддержали его в желании «отгородиться» от канийцев-предателей.

Известие о разграблении союзного города привело отца Тарла Буду Подкову в бешенство. Говорят, он чуть было не казнил собственного сына. Тут ещё сами канийцы давили на старшего князя зуреньцев и требовали выдать Борова. Что и было сделано спустя пару лет.

Боров до конца своей жизни пробыл в плену у канийцев, как своего рода заложник… Его содержали весьма пристойно и даже со временем устроили брак с Версаей, младшей дочерью князя Глеба Пешего. Кстати, от совместных детей этого брака и принято считать начало великого рода Валиров.

Меж зуреньцами и канийцами всё одно пролегла вражда, порой не кончающаяся даже в нынешнее время. Достаточно вспомнить трагические события на Паучьем склоне на Святой Земле…»

Скрипнула лестница. Фёдор живо сложил лист, закрыл книгу и возвратился на место.

«Интересное чтиво у нашего хозяина, — хмыкнул он себе в усы. — Вот в приказе удивятся!»

В столице давно ходили слухи, что таинственная «Держава», ратующая за возрождение валирской империи, создана на самом деле зуреньскими дворянами, которые задурили головы простым канийским парням, а те и рады стараться. Дураки!

Рожинов вошёл в светлицу и сел на своё место.

— Ходил по нужде, — пространно сказал он. — Старость уже… сам понимаешь. Ладно, вернёмся к нашим делам. Вот что, паря, я тебе скажу, — несколько грустно заговорил Семён: — на то, что казна будет пустеть, было… да и есть немало предпосылок. Подати в Лиге, особенно в последние пару лет, собирались из рук вон плохо. Большее их число, честно говоря, просто разкралось. К сему привело бесконтрольное использование денег на военные нужды… Прикрываться Святой Землёй — глупое занятие.

— Но…

Рожинов поднял кверху широкую ладонь, обрывая возражения гостя.

— Меня часто обвиняли в том, что я слишком грубо отзывался о своих оппонентах. Отвечу: не грубо, а честно… Порой, сама судьба толкает нас в спину. Она показывает грядущее и коли так… коли тебе даётся шанс его лицезреть, то знай, что сие грядущее должно быть изменено. Тобой изменено. Понимаешь?

Фёдору было стыдно признаться, но он не понимал. На какую-то секунду ему подумалось, что, наверное зря он вызвался ехать в такую глушь. Страх был в том, что он опасался показаться глупым. Дело было важным, не всякому по уму. А он, дурак, вдруг решил, что коли возьмётся (понадеялся на добрые с Рожиновым отношения в прошлом), то легко справится с заданием. А далее — повышение. Оно уже мерещилось, даже снилось по ночам.

— Вместо того, чтобы преобразить и без того тяжёлое бремя налогов, Совет Лиги принимает решения усилить его на дальних аллодах, — пояснял Рожинов. — Все эти гербовые сборы, и прочие к ним привязанные поборы, только усугубляют развитие свободных народов.

Фёдор от этих слов даже отпрянул. В Совете так смело никто не говорил. Все опасались оказаться изгоями. И если он, обычный подручный из Городского приказа, только заикнётся о подобном… Страшно даже подумать, чем это может обернуться.

— Мы, обыватели, часто удивляемся бунтам да восстаниям, столь часто теперь происходящими в Кватохе, — продолжил хозяин дома. Говорил он весьма витиевато и заумно, что никак ни шло с внешним образом Рожинова. Казалось, что перед Фёдором сидел зажиточный старик из нижних сословий. Но эта картинка была обманчива. И речь хозяина выдавала в нём представителя древнего дворянского рода, получившего образование на Тенебре. — При этом, не желая принять как факт то, что события их вызывающие, созданы нами самими. Надеюсь, что ты это понимаешь.

Фёдор кивнул головой. Он вдруг поймал себя на мысли, что ему неудобно не соглашаться с Рожиновым, хотя внутренне подручный Городского приказа должен был бы во всём соглашаться с решениями Совета, полагая их истинно верными. А вот те, кто возражает им и есть настоящие бунтари.

— …к чему привело, к примеру, — слышался Фёдору как бы издалека голос Рожинова, — давление на добытчиков соли на Фороксе? А заговор дворянских родов из некой «Державы»?

От этих слов Фёдор вдруг вздрогнул и вновь покосился на книжку на столе.

— Ведь это напрямую привело к захвату крепости Орешек. Да тут сто примеров можно привести. А то и двести! Гибберлинги, гоблины, орки, водяники… Народов в Лиге тьма тьмущая, а отношение к ним, сам знаешь какое. Думаю, что мы все сейчас стоим на пороге чего-то большего, чем простое их неповиновение. Если те же местные зуреньцы, которых мы считаем за союзников, вполне обосновано «сердятся» на пренебрежение к их народу, то, что уж говорить об иных. Лига их «доит», и делает это порой без стеснения, как так и надо.

— Да, наше общество неоднородно, — согласился Фёдор. Он почесал кончик носа и, сделав серьёзную мину, начал вещать: — В этом и сила, и слабость Лиги… Но отсюда и растут «ноги» отделенчества. Или так называемого «сепаратизма»…