Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха

— Что да что! Цел, тебя спрашиваю? Хорошо ночку провёл? Вижу, что неплохо.

Бор поднялся. В его руках тускло блеснули окровавленные клинки.

Северянин небрежно смахнул с них кровь и подошёл к каким-то телам.

— Кто это? — непонимающе, спрашивал Прутик.

— Друзья! — ухмыльнулся Бор.

Судя по всему, это и были те самые незнакомцы, что напали на Семёна. Только двое из них всё ещё подавали признаки жизни. Один полусидел, прижимая руки к животу и судорожно глотая воздух. Второй — здоровенный толстяк, скорее всего, уже кончался.

Бор убрал клинки и с довольной улыбкой подошёл поближе. В его руке будто сам собой вырос нож.

— Ну, здравствуй, Сом! — гаденьким тоном проговорил северянин.

Толстый громила повернул голову и застонал.

— Узнал? — всё тем же тоном спрашивал Бор.

Он резко опустился вниз, и одним коленом надавил на грудь полуживому Сому.

— Вот, Прутик, изволь познакомится. Это Часлав Северский! На Новой Земле он со своими дружками хотел отправить и меня, и мою жену в чистилище. А я, как видишь, ещё живой.

Толстяк захрипел. Он попытался скинуть давившую в грудь коленку, но сил уже не было.

— Видно у вас, Северских, судьба такая, — захохотал Бор. — Вот что, братец! Коли скажешь, кто вас послал, умрёшь легкой смертью.

Прутик сразу понял, что Часлав ничего не скажет. В его глазах было столько презрения, столько ненависти, сколько бывает у человека, которому уж нечего терять.

— Жа-аль, — прохрипел Сом, — что я-я… тогда… не вспорол пузо… твое-ей сучке…

И Северский хотел ещё плюнуть.

Но Бор вдруг поднёс нож и, как Прутику показалось, медленно-медленно, совсем неторопливо принялся резать горло. Семён вздрогнул и даже ойкнул.

Ноги толстяка странно дёрнулись и затряслись в нервной пляске.

Что-то лопнуло, захрустело… во все стороны била кровь… А Бор продолжал резать, второй рукой держа голову Часлава за волосы.

Прутику казалось, что прошло около часа, хотя на самом деле несколько минут. Парень закрыл руками рот, не в силах ни сказать, ни вскрикнуть.

Даже когда голова была полностью отделена, ноги Северского всё ещё продолжали дрожать. Бор поднёс к своему лицу нож и демонстративно облизал его кончик. Прутик даже крякнул от неожиданности и поморщился, мол, как можно подобное делать… Как можно вообще пробовать человеческую кровь! Это же кощунство! Грех! Варварство! Сарн такого никогда не простит!

Или у северян, живущих на далёком Ингосе, так принято? Вот уж точно потомки каторжников! У них у всех, наверное, такая жестокость в крови!

А Бор сощурился, словно смаковал, а потом снова облизал лезвие. Кажется, ему понравилось.

Затем он несколько небрежно вытер лезвие о штаны зарезанного Северского и неторопливо, вернее как-то вальяжно, с тонкой ухмылкой на губах, приблизился к другому бандиту, раненному в живот.

— Кто ты такой? — от тона, которым был задан вопрос, даже Прутик похолодел.

— Я-я… Я-яков… Качалов, — прохрипел бледный незнакомец.

Он глядел на голову Часлава, из которой всё ещё вытекали тонкие струйки крови.

— Я - Бор Головорез.

Раненный скривился и хрипло прошептал:

— А-а… йа про тобе слышал… кх-х-х…

Яков не выглядел особо испуганным, даже не смотря на отрезанную голову его товарища. А бледность его лица, скорее всего, была вызвана ранением.

— Кто приказал? — задал прямой вопрос Бор.

Яков отвернулся в сторону. Отвечать он не хотел. И судя по всему, настраивался на то, что его сейчас будут к тому принуждать.

По лицу раненого читалась лишь одна мысль — досада.

— Мне повторить вопрос? — наседал Бор.

Говорил он негромко, спокойно. Качалов сплюнул кровь с губ и вдруг ответил:

— Белый Витязь… он приказал…

— Та-ак. Кто он такой? Где его искать?

— А ен-то я тобе не скажу… кх-х… Хошь режь меня, хошь топчи…

— Это я могу. А ещё могу отрезать башку, и больше ты в Сарнаут не попадёшь.

— Не надо, — подал сзади голос испугавшийся Прутик.

Он подскочил к северянину и схватил его под локоть. Бор резко отдёрнул руку и влепил пареньку затрещину.

— Да-а пошёл ты! — просипел Яков. — Белый Витязь ить тобя ещё найдёт!

Глаза Бора стали злыми. Он отшвырнул башку Северского и схватил Качалова за грудки.

— Не стоит меня пугать, — свирепо прошипел он. — Ты не в том положении. Зачем напали на парня?

Качалов промолчал. Его бледные губы сжались в тонкую полоску, глаза опустились к долу.

Бор разжал кулак. Его пальцы потянулись к шее Якова, нащупали тонкую серебряную цепочку, и тут же резко выдернули на свет небольшой кулончик в виде головы волка.

— Наследники Валира, — усмехнулся северянин. — И что же? В жилах вашего Белого Витязя действительно течёт кровь древних императоров?

— Смейся, смейся… твоя сейчас взяла…

— А если я серьёзно?

— Рано или поздно, но мы победим. Восторжествует правда…

— Какая правда? — нахмурился Бор. Он почувствовал, что где-то упустил нить беседы. — Ты что несёшь?

— Пёс безродный! — скулы Качалова заходили, словно кузнечные меха. — Мало вас выгоняли на Ингос! Жаль что все там не сдохли!

Он попытался плюнуть в лицо северянину, но слюны не хватало и ничего толком не вышло.

Бор сжал кулак. Он был готов ударить Якова, но тут же сам себя осадил. Подобное действие выдавало бы его слабость.

— Ладно… ладно… Мне говорить ты не хочешь… и я догадываюсь почему… Боишься Голубя? Расторгуева?

Качалов вздрогнул и испуганно поглядел на Бора.

— Вот что: передам-ка я тебя командору Никитову, — ледяным тоном проговорил северянин. — Пусть он с тобой по-свойски и потолкует. Ему тоже хотелось бы узнать про Белого Витязя да про его делишки. Или знаешь что? Пошлю-ка я весточку в Новоград, в Сыскной приказ. Пусть пришлют заплечных дел мастеров.

Качалов напрягся и вдруг резким неожиданным движением схватился за кисть северянина, за ту руку, что сжимала нож. В следующее мгновение холодное лезвие вошло в горло Якова.

— Твою-то мать! — воскликнул Бор, брезгливо разжимая пальцы. — Вот же…

Северянин выругался, кажется, на гибберлингском. Потом резко развернулся к Прутику. Семён испугано попятился, глядя на побледневшее лицо Якова. Изо рта последнего потянулась густая тёмная пузырящаяся жижа.

— Кровь? Это кровь? — ойкнул Прутик.

Бор от досады пнул ногой хрипящего Качалова.

— Нет, это свекольный сок! — бросил северянин, в душе продолжая ругаться последними словами.

Через пару минут он кое-как успокоился, вернулся к убитому и вытянул нож.

— Нихаз вас всех подери! — бормотал северянин, вытирая лезвие о куртку Качалова. — Не захотели рассказывать… Но да я и так догадливый.

Бор повернулся к бледному перепуганному Прутику и сердито бросил: