Мария Теплинская - Дядька

Голос его теперь звучал почти весело, и Леська вновь подивилась той внезапной перемене, что вдруг случилась с ее другом. Вроде бы ничего и не произошло, но как будто растаял у него в груди ледяной черный ком.

Словам Горюнца Андрейка поверил, но при этом опасливо усомнился, не будет ли у них и в самом деле из-за того Паньки неприятностей с Островичами.

— Не будет, — заверил Горюнец. — Там про него давно и думать забыли.

Виринка явилась за своими салазками не скоро — ближе к вечеру, когда уже и хлопцы давно разошлись, и даже Леська, что задержалась в Горюнцовой хате дольше всех, тоже ушла домой.

Несомненно, Виринка уже разведала о том, что произошло возле околицы, и теперь ей, наверное, было все же стыдно за свое поведение. Во всяком случае, встречаться с человеком, чей приемыш пострадал в драке, храбро защищая ее подругу, которую сама она трусливо бросила, ей никак не хотелось.

Горюнец наблюдал из окна, как она топчется и переминается за калиткой, не смея войти, однако не торопился выходить на крыльцо, как выходил навстречу любому гостю, а продолжал стоять, выжидая, с презрительной усмешкой на губах.

Наконец, махнув рукой, направился в сени; было слышно из хаты, как он распахнул дверь на двор.

— Ну что стоишь, не заходишь? — окликнул он с крыльца долгожданную гостью. — Аль пятки примерзли? Давеча-то они у тебя не то что не примерзали — горели!

— Да я… — замялась Виринка.

— Вон твой хворост, за пряслом, — перебил Горюнец уже совсем другим тоном, отчужденно-резким, с оттенком холодной брезгливости. — Забирай его да ступай, чтоб глаза мои тебя не видели!

Митрась наблюдал из окна, как Виринка, спотыкаясь, побрела прочь, потягивая за собой злополучные свои салазки. Горюнец наглухо закрыл входную дверь, вернулся в хату и, взяв Митрася за плечи, осторожно, но решительно развернул его к себе лицом.

— Промеж ног никогда не бей, — произнес дядька, спокойно и твердо глядя мальчишке в глаза. — Туда еще попасть надо; это и взрослому не всегда легко, а уж тебе и подавно: ты, уж прости, еще росточком мелковат, колено высоко задирать приходится. А коли верно не попадешь — так и толку не будет, только разозлишь его еще хуже. А бей лучше по ноге, в колено или пониже — вот этим местом! — он поставил на лавку свою немаленькую ножку в остроносом берестянике и провел ладонью по внешнему краю стопы. Да и то, погляди сперва, как он обут: коли босиком али в сапогах, то бей смело, а коли в онучах, как мы с тобой — тогда только в колено, бо тряпки удар мягчат. Разумеешь?

Митрась кивнул.

— Теперь гляди сюда, — дядька закатал рукав, обнажая перед ним худощавую сильную руку с тугими жилами и совсем нешироким запястьем. Зато уж ладонь у него была — настоящая крестьянская мужская ладонь: крупная, широкая, с каменистыми шершавыми буграми мозолей и длинными ухватистыми пальцами. И эта самая ладонь на глазах у растерянного Митрася свернулась в сухой, но грозный кулак с выступающими острыми косточками.

Тот снова кивнул.

— Теперь сложи сам, — велел дядька.

Митрась послушно свернул кулачок, показавшийся ему рядом с дядькиным совсем крошечным и жалким. Горюнец покачал головой:

— Так нельзя. Гляди, как у меня палец лежит, — он указал на свой большой палец, крепко прижатый к остальным. — А у тебя как? Кверху задирается! Торчать ничего не должно.

Митрась попробовал прижать палец так, как показывал дядька.

— Неудобно, — пожаловался он.

— Ну так что же, что неудобно? — усмехнулся Горюнец. — Учись, терпи. Давай-давай!

Наконец Митрасю удалось подвернуть палец, как положено, однако дядька все равно остался недоволен.

— А другие все пальцы, — продолжал он учить, — ровно должны лежать. А у тебя они вон как горбатятся!

Немало времени и усилий пришлось потратить бедному хлопцу, чтобы его кулачишко принял-таки требуемый вид.

— Ладно, сойдет! — сжалился наконец дядька, давая, однако, понять, что Митранькин кулак все равно еще далек от совершенства. — Теперь попробуй ударить.

— Куда? — не понял Митрась. — По столу, что ли?

— Как можно по столу: то ладонь Божья! — возмутился дядька. — Меня бей, вот сюда.

Он хлопнул себя по руке, повыше локтя.

Явно нехотя, не смея решиться на подобную дерзость, Митрась ткнул дядьку кулаком в плечо.

— Ну кто так бьет! — вновь нахмурился Горюнец. — Тычешь кулаком, что котенок рыльцем, кто ж так делает? Гляди, как надо!

Коротко и резко дядька двинул его кулаком в плечо — не сильно, но чувствительно.

— Ого! — оценил Митрась.

— Вот то-то, что «ого»! А ты возишь, ровно клопа давишь, ей-Богу! — он снова ткнул мальчишку кулаком: примерно с тем же усилием, но не резко, а плавно, словно вдвигаясь в худенькое плечико. — Ну что, чуешь разницу?

Митрась покорно кивнул, обреченно вздыхая, и в его оливковых глазах проглянула самая что ни на есть зеленая тоска. Горюнец читал в его глазах, словно в раскрытой книге. Ну, ясное дело: Митранька, сердешный, совсем было настроился, что вот сейчас ему наконец-то покажут заветные тайные приемы, а вместо этого уже с добрых полчаса мучают всякой нудной чепухой. Кулак, вишь ты, и то по науке надо складывать! Ну что ж, Митрасю, будут тебе и приемы!

— Дядь Вань, — жалобно протянул Митрась. — Даже Аленка приемы знает, сам видел! Ей-Богу, дядь Вань! Михал ее за плечо обнял, а она — верть в сторону, рука-то у него и зависла! Он стоит дурень дурнем: рука пустая висит, а Аленки в ней нет.

— Ну, ты не Аленка, тебя обнимать не станут, — строго ответил дядька. — А теперь слушай меня как следует: я, конечно, могу тебе показать хоть все наши приемы, да только тебе они все равно не помогут. Они все на мужика поставлены — взрослого, здорового, и чтобы сила в руках, и ноги чтобы длинные, достать бы мог высоко… Тебе, цыпленку, с них толку не будет. Но и ты кое-что можешь, — поспешил он утешить Митрася, видя, что мальчишка уже повесил нос. — И вот это я тебе покажу. Гайдуки вас, мальцов, хватают чаще всего…

— Я знаю! — радостно перебил Митрась. — Вот здесь, здесь и еще вот здесь, — он указал на свое запястье, на руку повыше локтя и, наконец, ухватил сам себя сзади за шею.

— Ты глянь! — невольно восхитился Горюнец. — Откуда знаешь?

— Меня тетка так всегда и хватала, допрежь того как выдрать, — вздохнул Митрась.

— Ишь ты! Может, ты еще знаешь, как из такой хватки вырваться?

— Н-не пробовал… — замялся Митрась.

— А ну давай проверим. Вот представь, что я — вовсе даже и не я, а твоя поганая тетка, что как раз надумала тебя выдрать! — рявкнул Горюнец, хватая его за плечо.

Но что это? Бедный хлопец невольно сжался, втянул голову в плечи и застыл в отчаянном детском бессилии, крепко зажмурив глаза, ожидая неминуемого удара.