Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

Род навострил уши. Это было что-то новенькое. Он и понятия не имел о том, что в монастыре послушников испытывают на предмет наличия у них таких качеств.

Грегори нахмурился:

— Но меня тянет в монастырь.

Отец Бокильва кивнул:

— Как многих, но не у всех есть дар… вернее, качества… а еще точнее — особая сила, потребная для этого. В этом ты должен полагаться на суждение старших и повиноваться их решению. Однако некоторым это не под силу, и тогда они возвращаются в мир.

Род нахмурился, гадая, что же это за качества такие, которые отличают «материал», из которого сделаны монахи, от того, из которого состоят приходские священники. Способность к научным изысканиям, быть может? Но разве даже в средневековом обществе не существовал девиз: публикуйся или пропадешь?

— Но куда я пойду, если вы решите, что мне суждено стать приходским священником?

— Дом Святого Видикона разделен на две части, — объяснил мальчику отец Бокильва. — Это братский корпус, кельи — для тех, кто станет монахом, и семинария — для тех, кто станет приходским священником. И те, и другие молятся вместе, вместе поют в хоре, но в остальном общаются мало.

Грегори спросил:

— А если мне велят идти в приход, но я все равно захочу служить Богу как монах — что тогда?

— Тогда все будет, как прежде: пост, молитва, труд — хотя он и не такой тяжелый у семинаристов. В будущей жизни приходских священников труда им хватит, и они должны отдавать учебе всего несколько лет, в то время как монахи учатся всю свою жизнь. Но и семинаристу не дано отложить книги, дабы он верно проповедовал своим прихожанам.

— О, конечно. — Грегори нахмурился и кивнул. — А я и не подумал об этом — о том, что каждый священник вроде как и ученый тоже; — Увидев, что отец Бокильва не возражает, мальчик добавил — Может, вот такое у меня призвание… А вдруг нет? А вдруг я все же призван стать монахом?

— Тогда ты можешь не произносить обета пономаря и стать монахом.

— И тогда я всю жизнь буду жить в келье? — спросил Грегори, широко открыв глаза. Он прошептал: — И я никогда не смогу выйти за стены монастыря, не буду иметь право взглянуть на девушку, на рыцаря, никогда больше не увижусь с мамой и папой, с братьями и сестрой?

Роду стало до того не по себе, что он чуть было не бросился к Грегори, дабы как следует встряхнуть его, но тут отец Бокильва ответил мальчику:

— Нет. Ты будешь иметь полное право выходить из монастыря. Наши монахи время от времени навещают свою родню — как правило, дважды в год. Кроме тех, конечно, кто попал в монастырь, будучи сиротами. Кроме того, порой мирянам бывает нужна наша помощь.

Следующий вопрос Грегори и ответ отца Бокильвы Род пропустил мимо ушей, потому что его вдруг озарило. Итак, значит, монахом позволялось время от времени покидать монастырь и навещать домашних? Следовательно, монастырь не был напрочь отрезан от мира! Следовательно, существовал канал связи!

Род очнулся от раздумий и услышал голос отца Бокильвы.

— Не сомневайся, у тебя появится еще много вопросов. А когда они появятся, приходи к нам, но, пожалуйста, приходи со своим отцом. — Он улыбнулся Роду. — Думаю, для него это важно!

— О да! Никогда не знаешь, что получишь, навестив монастырь! — Род встал и протянул руку отцу Бокильве. — Был рад поговорить с вами, святой отец! Поверьте: вы провожаете меня в мир с новыми силами!

— О, надеюсь, наша обитель всегда будет так служить верующим, — ответил отец Бокильва. — Но признаюсь, я никогда не видел, чтобы такое случилось столь скоро. Вы уверены в том, что вам не стоит пробыть здесь подольше?

— Нет, я бы сказал, что готов к борьбе. Пора усилить давление… нет, я бы даже сказал: нанести удар! — Он взял Грегори за руку и развернулся к двери. — Пойдем, сынок. Пора приобщить к делу твоего старшего братца.

— Но у него нет такого призвания!

— Будет, будет у него призвание, и для него же лучше, если он на этот зов ответит!

О милорд аббат! — Баронесса бросилась навстречу аббату. Тот вошел в комнату, отбросил капюшон. Промокшие волосы прилипли ко лбу. — Вот не ждала вас в такую ненастную ночь!

Аббат удивленно и даже немного обиженно посмотрел на баронессу.

— Однако ваше послание… Вы писали о том, что дело безотлагательное.

— Так и есть, так и есть! Но вы могли бы приехать и завтра поутру. О, бедный, бедный! Пойдемте, встаньте у огня. Мейроуз, налей его милости бренди! Адам, придвинь стул к камину!

— Нет-нет, я не так уж сильно промок, — заверил баронессу аббат и снял сутану. Под ней оказалась еще одна. — Как только зарядил дождь, я надел запасное облачение.

Но и эта сутана тоже была влажная, и как только аббат подошел к камину, от него повалил пар. Однако когда леди Мейроуз поднесла ему кубок с бренди, по его взгляду стало видно, что он нисколько не сожалеет о проделанном пути. И вправду, во взгляде его чувствовалось плохо скрываемое волнение.

Баронесса заметила это, но тактично промолчала и знаком велела Адаму придвинуть и ее стул к камину.

— Я несказанно благодарна вам, милорд, за то, что вы сумели выкроить время и посетить нас теперь, когда вы заняты такими важными делами.

Аббат нахмурился. На ум ему снова пришли тревоги последних дней.

— Сказать правду, миледи, ваш дом и ваши заботы для меня теперь — почти убежище.

— Что ж, в таком случае добро пожаловать в убежище, — серебристо рассмеявшись, проговорила леди Мейроуз, изящно повернулась, отчего зашуршало ее пышное платье, и встала рядом с бабушкой. — Однако это убежище полно тревог, и кому об этом лучше знать, как не нашему духовнику?

— Но ваши тревоги столь… понятны, я бы так сказал, — с улыбкой заметил аббат. — О нет, ваши разногласия, похоже, проистекают из взаимной любви. Вот если бы с королем могли ссориться так же!

— И верно: Господь велит нам любить врага нашего, — негромко произнесла леди Мейроуз.

Аббат кивнул:

— О да, он велит нам поступать именно так, леди Мейроуз, но из-за этого наш враг не перестает быть нашим врагом. — Он сдвинул брови. — Но их величества настолько горды, что вряд ли снесут хоть малый вызов их власти.

— А вы, стало быть, представляете для них таковой вызов?

Аббат вздохнул и вперил взгляд в потолок.

— Увы! А как может быть иначе? Ведь я обязан противостоять непрестанному усилению их власти, которая распространяется даже в пределы Церкви… О! Как же слеп Рим! Как можно не понимать, что мирской правитель мешает трудам Церкви, когда узурпирует область ее деяний! Как можно ослепнуть настолько, чтобы не видеть того, что тут творится! Как можно проявлять такую преступную беспечность!

Дамы молчали, потрясенные страстью, с какой это было сказано.

Поняв это, аббат смущенно улыбнулся: