Юлия Набокова - VIP значит вампир. (Трилогия)

Взгляд впился мне в спину уколом. Я обернулась, уже зная, кого увижу, и картонки со шляпками для бабушки Лизы, которые я держала в руке, вдруг сделались невыносимо тяжелыми.

Андрей стоял в проходе, и людская толпа, словно чувствуя исходящую от него угрозу, огибала его по дуге. Никто из пассажиров не смел приблизиться к нему ближе чем на два шага. И даже люди с тяжелым багажом предпочитали сделать крюк, нежели пройти вблизи мужчины в черном плаще и с мертвенно–бледным лицом.

Я не тронулась с места, Гончий сделал шаг ко мне:

— Привет.

Кажется, что разом смолк весь шум аэропорта и я слышу только его тихий голос. Невольно отступаю назад, туда, где за стеклом кровоточит закат. Лишь бы только сохранить дистанцию между нами. Гончий замирает на месте. В глазах — горечь, в голосе — раскаяние.

— Я монстр, да? Не знаю, сможешь ли ты когда–нибудь простить меня…

Сидящая ближе всего к нам девушка–француженка с повязанным на шее алым шарфом с интересом прислушивается к незнакомой речи, переводит взгляд с Андрея на меня. Вероятно, для нее эта сцена окутана романтическим ореолом и представляется встречей возлюбленных, которые находятся в ссоре.

— Ты хотел убить меня и чуть не сделал это, — сухо говорю я, стиснув кулак со шляпными картонками так, что ногти впиваются в ладонь до крови. — Если бы не Вацлав, я бы уже была мертва.

— Я ошибался. — Он с покаянным видом склоняет голову. — Знала бы ты, как я себя корю за это.

Я смотрю в глаза Гончего и чувствую его руки на своей шее — тогда, когда он душил меня в машине. Кажется, что на коже вновь пламенеют борозды от его пальцев. Пронзает боль плечо — след его рук, когда он толкнул меня в подземелье особняка для преступников и разорвал рукав водолазки. Синяк, оставленный тем утром, еще не сошел до конца. А в следующий миг кожу словно пронзает игла — от той инъекции, которая потом досталась Вацлаву. Гнев закипает во мне лавой разбуженного Везувия.

— Зачем ты пришел? Каждая встреча с тобой была для меня кошмаром.

— Так уж и каждая?

Он стоит в трех шагах, но кажется, что я чувствую его щекочущее дыхание на своей шее — как тогда, когда он кружил меня в вальсе и все вампиры в зале смотрели на нас. Тогда мне казалось, что между нами может быть что–то… хорошее. Солнечная нежность глаз, ласковое тепло рук, волнующая дрожь пальцев, медовая сладость поцелуев и опьяняющее чувство свободы — то самое, которое я ощутила несколько лет назад на Воробьевых горах. Андрей сделал свой выбор, превратив нас во врагов. И сейчас я ненавижу его так же сильно, как желала тогда на балу и еще раньше, в солнечный майский вечер.

— Ты меня ненавидишь, — с горечью говорит он. — Я это заслужил.

Я молчу, не делая попыток разубедить его.

— Жанна, я просто хотел, чтобы ты знала — я сожалею о том зле, что причинил тебе. — Видно, что каждое слово дается ему с трудом. — Я знаю, ты меня никогда не простишь, просто…

— Я прощаю тебя, — вырывается у меня.

— Что? — Он недоверчиво вскидывает глаза.

Я сама ошеломлена своим внезапным признанием, но тем не менее осознаю: я могу понять и простить Андрея.

— Я прощаю тебя.

Я знаю этот пожар в груди, эти отчаяние и боль от того, что твой любимый никогда не вернется, эту злость к убийце, отнявшего у тебя дорогого человека. Именно они привели меня в штаб Гончих, они толкнули к расследованию преступлений, в которых был замешан виновник гибели Глеба. Только смерть Инессы принесла мне необходимое облегчение. И я могу понять, каково Андрею, все эти годы оплакивающему свою погибшую любовь и так и не покаравшему виновного. Похожее преступление, похожий почерк — и вот уже ненависть его перекинулась на меня и чуть не испепелила дотла.

— И ты должен простить. И жить дальше.

Он хочет что–то сказать, но не решается. Потом достает что–то из кармана плаща и протягивает мне. На ладони блестит–переливается серебряный замочек пирсинга.

Я недоверчиво вскидываю глаза.

— Это твое. — Андрей по–прежнему протягивает мне Слезу Милосердия.

— Но разве это не артефакт, принадлежащий Клубу? — озвучиваю я формулировку старейшин, которая прозвучала, когда у меня отбирали Слезу.

— Это компенсация за причиненное тебе зло, — отвечает Андрей.

Я медлю, не решаясь взять амулет. Получается, старейшины и Гончие решили сохранить информацию о Слезе в тайне? Иначе они бы не смогли распорядиться ее судьбой. Выходит, возвращение Слезы — своего рода компромисс? Я снимаю претензии к произволу местного Клуба, а тот хранит молчание о принадлежащей мне Слезе?

Но задать вопроса я не успеваю — замечаю Вацлава, который бросается к нам сквозь толпу. Люди испуганно шарахаются в стороны. Бумажный стакан кофейной кляксой летит под ноги. От кулака Вацлава голова Андрея чуть не слетает с плеч.

— Я убью тебя! — шипит Вацлав. — Не смей к ней подходить, слышишь?!

Пронзительно вскрикивает француженка с алым шарфом, и вот уже людские голоса подхватывают ее крик.

Вацлав оттесняет Андрея к окну. Два черных силуэта на фоне багряного заката — как персонажи театра теней. Движения быстры, удары точны, противники достойны друг друга. Мгновение — и стекло взорвалось осколками, красный закат хлынул в зал. А Вацлав с Андреем уже по ту сторону окна — топчут в пыль стеклянные брызги на асфальте. Летят под ноги капли крови. И где–то в этом стеклянном крошеве поблескивает Серебряная Слеза — Милосердие, которое не помешало бы сейчас ни одному из противников. Особенно — Вацлаву. Андрей, похоже, еще под влиянием Слезы, он больше уклоняется от ударов, чем наносит их сам. А может, просто ощущает свою вину передо мной и перед другим Гончим, вот и не нападает, а защищается. И то вполсилы.

Слышу крик Аристарха — оборачиваюсь и понимаю: они с Вероник слишком далеко, чтобы остановить Гончих, прежде чем случится непоправимое. Служба безопасности аэропорта еще дальше. И, роняя картонки с шляпами, я бросаюсь в стеклянный оскал разбитого окна, оставляя на стеклянных зазубринах лоскуты красного пальто и свою кровь.

— Перестаньте!

Они меня не слышат.

— Прекратите!

До них не докричаться.

Я пытаюсь схватить Вацлава за рукав, но он, не глядя, отшвыривает меня на асфальт. Стеклянные занозы впиваются в ладони до крови. Ах, вот ты как!

Вскакиваю на ноги, вклиниваюсь между ними и получаю по удару с двух сторон. Удар кулаком, предназначенный Андрею, приходится мне в подбородок, на губах выступает кровь. Кулак Андрея врезается мне в бок. Я со стоном падаю между ними, и тут же надо мной склоняются, сталкиваясь, две головы, и двое Гончих, чуть не убившие друг друга мгновение назад, протягивают мне по руке.

— Ты в порядке? — спрашивают они хором.