Аксюта - Рождённая летать

Дошли до острова посреди болот, добрались до круга шаманов, но внутрь прохода на пошли, ойра остановилась, повернулась к нему спиной (тут стало возможным разглядеть, что детёныш не просто так цепляется, а сидит в своеобразном заплечном мешке), расставила пошире ноги, словно бы собираясь врасти в землю памятником самой себе и уставилась на болота. И только тут до Лейва дошло, что именно она делает и откуда вдруг посреди болота могла взяться твёрдая тропа. Конечно же её проложила и поддерживает шаманка.

Сколько это продолжалось? Кто знает? На часы никто не смотрел, а их личное время тянулось так медленно, словно тоже увязло в болотной трясине. Но вот последний из вереницы ойров ступил на твёрдую землю (большая часть остальных уже успела перебраться проходом в горы и лежала ничком на земле кто где упал, тяжело дыша и глядя в небо бессмысленным взглядом), тонкие лапки котёнка первыми отцепились от посоха, она широко зевнула, показав ярко-красную пасть с белыми игольно-острыми зубками, протёрла кулаками большие и ясные глаза и нырнула с головой в мамин заплечный мешок, свернувшись там клубком. Отдыхать. Затем отмерла её мать: тяжело повела натруженными плечами, сунула длинную палку в ременные петли и тяжело побрела в проход. Следом за нею, как по команде ссыпались с неба айи, оставив в покое летучие корабли (кому они там теперь нужны и интересны?), последними в проход завернули шаманы, и двое самых молодых из них, отпихнули от потров и Лейва и Шерил, одновременно обхватили их и так же синхронно выдернули из земли.

Всё. Дыра в пространстве исчезла, как и не было её, и только слабый запах сырости постепенно растворялся в воздухе.

Он здорово опасался, что экспериментировать придётся с чучелом-артефактом денежного ящера. Напрасно. У айев оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не отдавать сразу ценный прибор в его кривые ручки. Вместо этого его отвели в сокровищницу, где хранился «золотой» запас одного из горных городов. Нет, горы драконьей чешуи, вперемешку с золотыми цепями и канделябрами, как ему представилось при слове «сокровищница», там не было. Зато имелось несколько длинных столов, на которых группами и поодиночке были выложены монеты-чешуйки — материалы, предоставленные ему для работы.

Начал Алишер с самого для себя простого и логичного — с Опознавательного Канона, который некоторые эстеты иногда называют Исследовательским. Повторил. И ещё раз, и ещё, с каждой попыткой немного меняя тональность. Отклик шёл. Но каждая чешуйка отзывалась немного по-своему и отдельно от своих товарок. Плюнул на непонятное, попробовал войти в резонанс, но только чуть поколебал поле, окружающее их. Словно только струну тронул, вместо того, чтобы взять в руки инструмент и начать играть.

Кстати об этом. Давненько он не пел и не играл. Наверное, уже дня два прошло с тех пор, как он в последний раз брал в руки гитару. Алишер с некоторой неприязнью оглядел денежные кучки, немного поворошил их, разрушая созданный кем-то непонятный порядок. В конце концов, никто же не думал, что он расправится с проблемой в пару жалких часов? Он менестрель, певец в первую очередь и маг во вторую, но уж никак не исследователь. Прочные перламутровые чешуйки отозвались еле заметной вибрацией под пальцами и опять надолго приковали внимание мага. Этот тот самый резонанс, которого он никак не мог добиться? А почему только с некоторыми и только с этими, а не с иными? Вот эта и эта поют в один голос.

Через некоторое время, сколько его там было Алишер, увлекшись, не заметил, он вытребовал себе одного из хранителей сокровищницы и попросил, чтобы его проводили в основное хранилище. Потребовал, не объясняя причины. Потому как от азарта и предвкушения открытия не мог связно изложить свои мысли. Хранитель посмотрел на него с жалостью, но к основным городским «золотым» запасам допустил, пусть и выделив в сопровождение пару охранников.

Пусть их, лишь бы не мешали. Алишер выпустил в пространство небрежно составленный звуковой ряд, прошёлся вдоль стеллажей с ящичками, быстро и нервно перебирая пальцами в воздухе. Нашёл тот, который отозвался знакомой вибрацией и из денежной россыпи извлёк всего одну майну. Сравнил с зажатыми в кулаке. Даже на свет просветил. Немного похожи, хотя оттенок вроде бы слегка не тот. Или как раз тот, а такое впечатление складывается из-за неодинакового размера чешуек? Эх, был бы он художником, а не менестрелем!

— Могу я узнать, что именно вы ищете? — прозвучал голос от двери. Умеренно-любопытный и настороженный.

— Скажите, вы можете определить, это от одного ли ящера чешуя? — Алишер с надеждой уставился на хранителя городской казны. Тот перебрал в воздухе длинными тонкими пальцами:

— Более или менее. На них имеются годовые кольца, как на стволах деревьях, которые видны они только под увеличительным прибором. У одного ящера количество годовых колец на чешуйках всегда одинаково. Правда, это не исключает той вероятности, что вам попадутся два ящера одного возраста. Другие признаки, по оттенку перламутра и относительному размеру ещё мене надёжны.

Алишер всё-таки возжелал проверить и даже самостоятельно счёл все еле видимые рисочки. Одинаково. Нет, он почти не сомневался, в том, что нашёл четыре родственные частички, но подтверждение всё же было нелишним. Да помнил он, помнил, как ему рассказывали, что целиком шкура действует как целостное образование, и вполне логично было предположить, что отдельные чешуйки, принадлежавшие одному дракону, будут вести себя примерно так же. Но толком осознать это смог только когда «пальцами» прочувствовал этот эффект.

Первый успех вдохновил его настолько, что Алишер уже и не думал о том, чтобы бросить работу, наоборот, с головой погрузился в маготворчество.

Что бывает сразу после того, как завершилось большое дело? В данном конкретном случае произошел хаос и неразбериха.

Толпа здоровых, активных и отменно любопытных особей, которая не знает, куда себя приложить. Снабжение самым необходимым и немного сверх того айи организовали отменно, а вот о досуге не позаботились, не приходилось им раньше сталкиваться с такой проблемой. Совсем мелкие котята либо играли друг с другом, либо находились при старших кошках, и особого беспокойства от них не было, взрослые тоже занимали себя чем-то полезным. Зато подростки, с которых внезапно, в один момент снялся гнёт тревоги, принялись играть активно и самозабвенно, от чего «нечаянно» ломались стенки долинных жилищ, заборы, осыпались крыши, билась посуда и шарахались в стороны мирные крылатые. Хорошо хоть сами оставались более-менее целы — неверное, всё-таки есть что-то в утверждении, что у кошек девять жизней.