Ольга Вешнева - Огрызки эпох

— Завтра вечером я приведу сюда Регину, — устав от светских манер, я присел возле остывшей туши и запустил когти в волосы. — А сейчас дайте мне закончить ужин.

— Ешь. Не будем портить тебе аппетит. Ведь ты в последний раз здесь банкетничаешь, — Андрей прощально поднял шляпу.

Фимка ткнулся носом в мою щеку и повилял хвостом.

«Не забудьте смыть с лица запах перевертного волка, дорогой Тихон Игнатьевич», — приказал я себе, раскрывая подсохшую рану на шее теленка.

Сердце щемило от множества переживаний.

Я предложил Регине поохотиться в городе, и она без подозрений отправилась со мной.

Пропустив ее вперед в тесном промежутке между высокими осиновыми заборами, я напал на нее сзади и заломил ей за спину руки. Регина издала визгливый рык и пригнулась, щелкая зубами налево и направо. Она едва не вырвалась. Мне на подмогу подоспели Фимка в человеческом облике и Андрей. Вместе мы связали вампиршу заговоренной цепью и потащили ее к нагруженной повозке. Регина осыпала меня страшными проклятиями на русском и финском языках, пока Андрей не заткнул тряпкой ее рот.

Три повозки, запряженные парами тяжеловозных коней, стояли возле дома Андрея. Молодая жена Фимки вместе со старушкой — няней усмиряли трех расшалившихся мальчиков. Маша, заметно постаревшая, но еще, как и прежде умилявшая своей деревенской красотой, разговаривала с кучером. Увидев нас, женщины отступили к высокому крыльцу, придерживая детей за плечи.

Посадив связанную Регину между громадными тюками, набитыми одеждой, я прощально заглянул в ее сверкающие от ненависти глаза.

— Пусти! — на повозку вскочил сын Андрея — высокий черноволосый юноша, и мне пришлось уступить место.

Александр задыхался от предчувствия исполнения мечты.

— Моя лесная нимфа, — переведя дух, он прикоснулся к щеке вампирши, и та агрессивно дернулась. — Ну, не волнуйся так, — он взял ее за скулы, поглаживая их указательными пальцами. — Тише, тише, моя хорошая.

Под вздохи зрителей Александр освободил рот Регины, придерживая ее голову. Вампирша осталась неподвижной. Она не убрала клыки, но и не пронзила ими его руку.

«Охотники умеют нас гипнотизировать… Или так действует волшебная сила любви?» — призадумался я.

— Едем! — скомандовал Андрей, и публика засуетилась.

Жена Фимки загрузила на вторую повозку няню с детьми и запрыгнула на чемоданы. Маша, высоко приподняв подол зеленого платья, взобралась на почти свободное сиденье первой повозки. Андрей устроился рядом с будущими молодоженами.

— Поехали с нами в Петербург, Тихон, — пригласил Фимка, натягивая веревки разболтавшегося узла. — Мы убедим генерала Казаркина взять тебя на службу.

— А разве ваше ведомство не Марфа Челкашина возглавляет?

— Московская княгиня Марфа Щурова, ты должно быть, хотел сказать… Нет, она давно отошла от дел. Как стала человеком, так и решила посвятить себя семье. У нее ведь восьмеро детей, а сейчас уж внуков полным-полно… Тихон, езжай с нами.

— Не могу, Ефим. — Тут мои друзья.

— А мы что же, не друзья тебе? — Фимка слетел на дорогу.

— Нет, мы ему не друзья, — с высоты брякнул Андрей. — У вампиров особые представления о дружбе. Отличные от людских. Да ну его! Нехай вожжается с разбойной шайкой, пока она его не скушает… Тр-р-р — огай! — оголтело заорал он.

Возницы подстегнули коней, и расшевеленные кони потащили тяжелый груз по объездной дороге.

Фимка запрыгнул на козлы и на прощание помахал мне шапкой.

Я прошел за ними до поворота и побежал к месту, где меня ждал Лаврентий. Только ему я доверил тайну о судьбе Регины. Остальным вампирам мы солгали, что ее убили охотники. Лучший друг меня не осуждал, поскольку всегда недолюбливал строптивую вампиршу. Но я не переставал корить сам себя. Муки совести ужесточились вдвое, когда я свернулся на пропитанной женским запахом простыне в пустой спальне пещеры.

За это время я не приобрел новой спутницы жизни. В те далекие годы люди редко размещали в газетах объявления о знакомстве. Да и глупо было выцарапывать на привратном дубе такое объявление. Либо оно привело бы ко мне охотников, с которыми невозможно было договориться; либо в мое распоряжение поступило бы страшное количество вампирш и от них пришлось бы спасаться бегством, пока они меня не съели от бескормицы. Искать будущую жену за пределами территории стаи было вроде как некогда. Проснувшись на закате, я озадачивался поиском ужина, а когда ужин был пойман, я предпочитал отдыхать после еды в уютной норе, а не блуждать в опасном запределье.

Зимой наступила мрачная пора. Неистовые ураганы крушили деревья и обтачивали горные вершины. Поголодав с неделю, я решил наведаться в городок, считая, что враги сидят дома на печах и не кажут носа на улицу.

Метавшиеся по лесу пыльные вихри едва не отрывали меня от земли. Прочные ветки дубов, платанов и буков с оглушительным треском надламывались и падали вниз. Тонкие деревца ломались пополам, а те, что были потолще и попрочнее, выворачивались с корнем. Дождь, начиненный ледяными крупинками, хлестал по лицу, таял на бровях и ресницах, примерзал к волосам и сношенной одежде.

Уворачиваясь от древесных снарядов, я забрел из березовой рощи в густой заболоченный осинник, куда прежде не ступала вампирская нога. Ища выход из смертельной ловушки, только хуже заблудился и утратил всякое представление о том, в какой стороне находится моя пещера. Увязая в топкой грязи, я едва передвигал ноги. Сломанные ураганом ветки ударяли то по голове, то по спине, ядовитая труха набивались в нос.

В реве взбесившегося ветра прогремел хохот Шениглы. Раздвинув защищавшие глаза пальцы, я посмотрел на нее. Адская птица летала кругами над растерзанными деревьями.

Старая осина, выкорчеванная и надломленная, обрушилась на меня сзади. Я не успел выдернуть ногу из трясины и избежать столкновения. Меня погребло в болоте под ее тяжестью. Я погрузился в безмолвную тьму.

Очнулся я тоже во тьме. Но подо мной, лежавшем ничком и неспособном двигаться, находилась сухая солома, а не мокрый камыш.

Кто-то сильный приподнял меня за шиворот, как несмышленого котенка, и ткнул носом в вязкую жидкую субстанцию. Я лизнул испачканную губу: «Похоже, кровь. Но чья?» Отравленный осиновой смолой, я не различал ни запаха, ни вкуса. Разлепив щелки глаз, увидел красные, желтые и серые пятна. Не выдержав света, я прикрыл глаза и застонал от ноющей боли.

Некто легонько меня встряхнул и снова окунул лицом в железный таз. Нечеткие слова просочились в заклеенные грязью уши. Незнакомец то ли ласково называл меня по имени, то ли просил утихнуть, перестать стонать. Приноровившись, я стал собирать кровь языком, у меня не получалось сделать полноценный глоток. После недолгого, но мучительного кормления незнакомец убрал таз и уложил меня на правый бок. Его холодная рука прижалась к моему горячему лбу. Он что-то буркнул, вытер махровым полотенцем мое перепачканное лицо и ушел, оставив меня сражаться со смертью.