Ольга Вешнева - Огрызки эпох

Маэно удалось привлечь на свою сторону около трехсот воинов, однако ему не удалось достичь цели — убить императора. Мятеж был подавлен, его зачинщикам грозила особая по жестокости казнь. Но о произошедшем стало известно Илье Дубову, брату Агнии, который служил послом Российской империи в Японии.

За несколько месяцев до самурайского восстания Илья передал императору Муцухито в день его рождения ценный подарок от Лаврентия — древнегреческую золотую вазу. С тех пор по японскому обычаю император стал чувствовать себя должником русского промышленника, и вступил с ним в переписку, желая понять, какой подарок его добрый друг хотел бы получить в ответ. Лаврентий написал Муцухито о том, как завидует он, что покой императора охраняют верные бесстрашные самураи, а он — де испытывает огромные трудности с подбором надежной стражи в свою усадьбу. И вот, не без содействия шурина, Лаврентий получил письмо от японского императора.

Муцухито писал, что самураев больше нет при нем, а есть тринадцать проклятых ронинов, предателей, его едва не погубивших. Но если и такие стражи сгодятся его доброму другу, пусть забирает их с семействами и его вероломной наложницей в придачу, избавив их тем самым от казни. А он в свою очередь позаботится о том, чтобы они стали преданными защитниками нового господина, и пригласит для волшебного ритуала самого могущественного колдуна империи. Тот свяжет мятежников, их жен, детей и Юшико заклятьем вечного служения их родов почтенному роду доброго друга. Лаврентий охотно согласился принять редчайший дар, и в скором времени заколдованные самураи с их не менее заколдованными семействами были привезены на пароходе в порт Волочаровска.

— Согласитесь, Тихон, прекрасно, что у нашей славной фамилии всегда будут верные рабы, — торжественной улыбкой завершила сбивчивый рассказ Агния.

— А не пожелают ли рабы восстать против вас, как они восстали против императора? — предупредительно усмехнулся я.

— Они бы рады восстать. Заклятие сдерживает их волю. Стоит им кому из нас навредить, их постигнет ужасная кара, намного хуже мучительной смерти. Самураи ее боятся, — услышав дверной скрип, Агния приложила палец к губам и замолчала.

— Ба! Кто к нам пожаловал на огонек! — Лаврентий раскинул руки, спускаясь по широкой прямой лестнице.

Он потолстел, изменил прическу — уложил приподнятые спереди волосы к ушам. На рукавах и штанинах его темно — синего костюма белела книжная пыль.

— Желаете чаю, сюзерен? — вернувшийся Маэно низко поклонился ему.

Японец мастерски удержал от расплескивания чай в тонкой фарфоровой чашке на блюдце.

Лаврентий заговорил с самураем на его языке, бегло посматривая на меня, затем обратился ко мне:

— Дерзну предложить тебе испытать моих воинов в бою. Для этого тебе придется сменить наряд. Пройдем в гардеробную.

Ступая по крыльцу гусиным шагом, я чувствовал себя шутом. Ноги путались в широких коричневых штанах из грубого хлопка, просторные рукава при поднятии рук заворачивались на локти. Замотанный наспех длинный пояс сползал с живота на причинное место.

Перегорая от злости, я мечтал поскорее разделаться с «цирковой труппой» и тем самым низвергнуть предателя с небесной высоты.

Двенадцать самураев выстроились на лужайке плотным кружком. Они пропустили меня в центр круга, дружно поклонились — не мне, а Лаврентию, и побежали ко мне. Я раскидывал их, пользуясь скоростным преимуществом, но они вскакивали неваляшками и вновь атаковали. Меня удивила их техника рукопашного боя. Когда я ждал удара противника, тот уклонялся; а когда я был уверен, что противник отступит, тот наносил мне ощутимый удар с неудобной позиции — развернувшись боком или почти спиной.

Самураи перемещались на удивление быстро. Скоростная разница между нашими движениями была невелика. Я оцарапал когтями нескольких из них и убедился, что в них нет вампирской крови, а значит, и сопоставимой силы. Вероятно, они были слабее меня, как и положено людям, но их физическая слабость покрывалась удивительной способностью, какой я прежде не замечал у людей. Они как будто знали наперед все мои движения и успевали меня перехитрить. В памяти не отложилось, кто именно из них свалил меня на траву каверзной подсечкой. Я только подробно вплоть до болевых уколов, источаемых их одеждой пряных ароматов и скрипучей интонации смеха их господина, запомнил, как они навалились на меня всем скопом и придавили к земле.

Вместо рычания или шипения я застонал. Это было падение в бездну.

Криком цапли стоявший на крыльце Маэно отозвал воинов, и они бусинами рассыпались по краям зеленого блюдца.

— Стань! — рявкающим басом он приказал мне подняться на ноги.

Я встал и снизу вверх окинул его взглядом избитого боксера, готового взять реванш.

Маэно спустился с крыльца. На вытянутых руках он нес длинный изогнутый меч — катану, в деревянных ножнах, обтянутых шелковой тканью.

— Бе-ри! — через силу кивнув, Маэно подал меч.

— Благодарствую, — я улыбнулся из вежливости.

Страшно нахмурившийся самурай ткнул указательными пальцами в раскрытые уголки губ и прорычал что-то на японском, мол, убери клыки.

Он требовал невыполнимого. Когда вампир от злости съезжает с катушек, двигательные мышцы в деснах клыков, перестают ему подчиняться.

Выпустив слюнные пузырьки из закрытого рта, Маэно обнажил свой меч и жестами объяснил, как его держать и как рубить, замахиваясь от головы, от плеча и от пояса.

Я кивком показал, что усвоил урок.

Маэно склонился в нижайшем поклоне. Вопреки постулатам самурайского этикета, он, еще не начав разгибаться, выбросил вперед руку с мечом и срезал пояс с моего живота. Я отвел его меч от себя, перехватив рукоятку поверх пальцев Маэно, и, отпустив, подхватил его катану снизу лезвием своего меча. Мы развернулись в едином движении, как запущенный детской рукой волчок. Маэно гимнастически изогнул правую ногу и врезал деревянной подошвой сандалии по моему колену. Я только надумал ударить его левой рукой в грудь, как он предупредил мой удар, отклонившись влево, и освободил свое оружие. Я замахнулся от головы, целясь в его меч, взлетающий от бедра. Самурай расслабил руку, делая бесполезной мою вампирскую силу, и я вогнал лезвие в землю. Маэно ударил меня прямой рукой по лопаткам, вскинул меч и полоснул сзади по моей шее.

Запах собственной крови взбесил меня. Бросив меч, я припал к подстриженной траве и бросился на самурая, развернувшись в полете лицом к нему. Маэно отклонился, удерживаясь на мысках сандалий. Он поймал меня за руки, опрокинул на землю, перевернул носом в траву и глубже порезал мою шею, безмолвно угрожая, что в следующий раз отрежет мне голову.