Ольга Вешнева - Огрызки эпох

Бросая горсть земли в могилу, я еще раз хорошенько принюхался. От завернутого в саван тела струились запахи ароматических кедровых и розовых масел. Напрасно я искал след осиновой смолы.

На пути с кладбища я обнюхал всех приглашенных на поминки, особенно тщательно — Рустама и Лаврентия.

Рустам был подавлен, время от времени его пробивало на слезы, и братья начинали сердито на него шипеть. От Лаврентия тоже пахло горем. Это был редкий случай его долговременного молчания.

Поминальный стол был накрыт в винограднике, расположенном с северной стороны дома Байрамуковых, похожего на дворец персидского султана. Под сенью вившихся по железным аркам виноградных лоз, освещенных фонарями на высоких столбах, гуляли павлины.

Рустам усадил нас с Лаврентием напротив себя, и мы оказались в окружении его многочисленных родственников.

— О, Аллах, почему ты несправедлив ко мне? — Рустам возвел глаза к своду арки, качая на руках свиток с младенцем. — Ты подарил мне сына, но отнял у меня горячо любимую жену. За что мою семью постигло наказание? Мой первенец Муса не услышит ласковых слов матери. Она не споет ему колыбельной песни.

Малыш заплакал, напуганный громким причитанием отца, и Рустам передал его кормилице. Вопреки моей тревоге, сын Лейлы родился человеком.

— Простите, что докучаю вам расспросами, Рустам Алиевич, — деликатно перебил я. — Мне надобно проверить возникшие подозрения. Позвольте узнать, не приходило ли вам на ум, что ваша жена могла чем-нибудь отравиться?

— Что за вздор вы несете, Тихон Игнатьевич! — возмутился Рустам. — Я резал для жены лучших телят и ягнят. В дни приготовления к родам Лейла питалась нежнейшей кровью. Она не могла отравиться. Лейла отказывалась даже от витаминных капель Феоктиста Дулева. Видимо, напрасно. Быть может, если бы она прислушивалась к советам доктора, роды не были бы настолько тяжелыми, и сейчас она праздновала бы вместе с нами рождение Мусы.

Кивнув в знак согласия, я стряхнул с ноги павлина, принявшего шнурки моих ботинок за дождевых червей.

Не прошло и трех дней после похорон Лейлы, как в моей жизни произошла встреча с еще одним трупом. Вернувшись после ужина к норе, я услышал призывное рычание Орфея и откликнулся. Зверь вышел из-за скалы, нервно мотая хвостом и раздувая верхнюю губу. Он ткнулся носом в мой живот и нырнул в ущелье. Я последовал за ним.

Орфей спустился на берег реки и повернул лапой на спину мертвеца, лежащего на гранитной плите. Я подошел, и зверь отступил. Он присел в паре шагов от трупа, глядя на меня с чувством выполненного долга.

Принюхавшись и заглянув в лицо мертвому мужчине, я забыл об украденных коровьих потрохах в заплечной суме. На меня смотрели остекленевшие глаза Маэно Яматори. На шее самурая виднелись следы клыков. Из его рта пахло кровью Лаврентия. Негодяй пытался его обратить, но организм японца не выдержал перерождения. Далеко не каждого человека возможно превратить в вампира, большинство людей погибает в результате подобных попыток. Наименее рискованным для обращения возрастом считается промежуток от 20 до 35 лет. А Маэно разменял восьмой десяток. К тому же людей с необыкновенными способностями, колдунов и иже с ними, вовсе невозможно обратить. А самураи из волшебной японской провинции, разумеется, не были обычными людьми.

«Дурак Лаврушка! Что же он натворил!» — я в ужасе попятился от трупа.

Самец мантикоры потянул зубами суму на моем плече. Опомнившись, я вывалил коровьи потроха на плоский валун.

— Молодец, дружище, — я погладил жесткую гриву Орфея, собиравшего языком гостинец.

Минуты две я выбирал, как поступить: отомстить Лаврентию, предоставив доказательство его преступления охотникам, или замести следы, скормив труп гребешковым угрям. Воздушная свежесть темных чар Шениглы предупредила мстительный порыв. Я приложил оберег Бажены к груди мертвого самурая и мысленно произнес: «Хочу узнать правду».

От тела Маэно Яматори потянулась синяя дымка. Следы клыков изменили конфигурацию. Они стали глубже, расстояние между ними увеличилось. Запахи Лаврентия исчезли. Их сменили запахи моей крови, моей слюны, моего яда.

«Вот, что увидят охотники и почуют оборотни! Нет, они ничего не увидят и не почуют!» — я спихнул заколдованный труп в реку.

Голодные угри окутали его черным саваном.

В ясный день самураи не ожидали моего визита на колбасную фабрику. Я спокойно перемахнул кирпичный забор, пробежал по транспортному коридору между цехами, взобрался на крышу низкой пристройки и спрыгнул на маркиз окна кабинета Лаврентия, занавешенного черными шторами. С вторжением я повременил — меня заинтересовал диалог предателя и адской птицы.

— Не суждено тебе исполнить замысел, дружок Лаврушка. Не построить упыриной империи, — щелкала клювом Шенигла. — Я узрела это явственно, как и то, что не дожить тебе до грядущего дня. Твоя смерть близко стоит. Не прогнать мне ее. Ой, не прогнать.

— Кончай напрасно меня пугать, старая трещотка! — Лаврентий задыхался от панического ужаса. — Правду скажи, что не одобряешь затеи и пытаешься сбить меня с намеченного пути.

— Пр-р-к! Пак-пак! Твоей задумкой я восторгаюсь, дружок. Только от предсказанного картами тебе не спастись. Дай, ежели картам не веришь, я погадаю на поросячьей крови. Выпей остаток и поставь стакан кверху дном на писчий лист… Вот так… пак-пак-пак… Покажите-ка, миленочки — бесеночки, сбудется ли задумка моего дружка Лаврушки… Пр-р-р-к! П-р-р-р-к! — Шенигла захлопала крыльями, цокая по столу когтями, и воскликнула. — Глянь — ка на узор! Пр-р-к! Что тебе видится?

— На восьмерку похоже. А восьмерка — знак бесконечности. Я никогда не умру! — Лаврентий затопал победный марш.

— Ты видишь, дружок, не то, что подсказали бесятки, а то, что сам желаешь увидать. Тут не восьмерка, а женщина. Твое потомство.

— Но у меня сын. И доктор Дулев говорил, что у Агнетты наперед не будет детей.

— Бестолковщина ты, Лаврушка. Не смыслишь в колдовских тонкостях, а бывалой ведьме не даешь вымолвить слова. Коли хочешь услыхать мое пророчество, так слушай и помалкивай… Тут не дочь, а дальнее потомство указано. Первая женщина в твоем роду. Дарована ей будет великая колдовская сила. Дарована будет и особая власть над упырями. Она завершит твой начаток. На месте сем положит сердцевину упыриного царства. О, Лаврушка, видал бы ты, что вижу я внутренним оком. Та женщина зовется Кромешною Тьмою. Непобедимой и бессмертной. Она повергнет зачарованную землю во мрак. Всех людей, всех тварей, за коих трясется моя сестрица, погубят ее слуги. Наступит время нашего торжества. Пак-пак-пак! Ей никто не помешает воплотить твой замысел. Пр-р-р-к! Пр-рощай навсегда, Лаврушка. Чем могла, помогала я тебе, но время твое на исходе, и я тебя покидаю.