Ольга Вешнева - Огрызки эпох

Поэтому я молчал, стараясь успокоиться. Экономил слова после стихотворных излияний. Доказательства того, что мое тело переполнено кровью, лежали на поверхности, то есть на мягком одеяле. Мне не трудно было ничего не говорить, но трудно было не реагировать на прикосновения. Усилием воли раздавливая невидимых подкожных «мурашей», я не двигался и лишь слабо жмурился, сквозь ресницы глядя на ориентир — тусклый огонек свечи.

Остановив руку на моей груди, Полина оперлась на колено, поставленное на край кровати, и заглянула мне в глаза.

— Сядьте, Тихон, — повелительно сказала она.

Я сел на колени, и она устроилась напротив.

— Помните, вы просили моей крови? — взяв с пола мой клинок, охотница глубоко порезала свое запястье, подставив бокал.

Рана быстро затянулась, но крови налилось примерно на треть бокала. Полина разбавила ее вином.

— Теперь вы, — она передала мне клинок и пустой бокал.

Странное действо походило на зловещий колдовской обряд. Я знал, что охотники не обладают волшебной силой, однако мне стало не по себе. Но я подчинился, я просто не мог отказать ей.

Нацедив в бокал своей крови, я тоже налил в него вина, и передал его Полине.

— За нас, — охотница подала мне свой бокал.

— Меня может стошнить, — предупредил я. — Мы не пьем вина.

— Все будет хорошо, — бархатистым голосом успокоила она. — Пейте.

Мы выпили «на брудершафт», скрестив наши руки. Полине было противнее, чем мне, она морщила носик, но после усилием воли преодолела неприятное чувство от привкуса крови на языке:

— Теперь мы связаны, и можем доверять друг другу.

— Я, кажется, попался… все-таки в ловушку, — у меня немного закружилась голова.

— В любовный плен, — проникновенно шепнула Полина, и поцеловала меня.

— Хорошо, если ей нужен только ребенок. Детки от меня здоровые и красивые родятся… — я не сообразил, что произнес это вслух.

— Мне бы Николку на ноги поставить, — возразила охотница. — А сын у вас и впрямь здоровый и красивый. Да еще и славный кузнец.

— Куз-нец, — приложив руку к ее губам, пробормотал я. — Вы видели его, Полина?

Наваждение отступило, едва я представил единственного (пока) наследника в грязной кузнице, черного от копоти.

— Я узнала о нем, собирая на вас досье. Не лучше ли нам потолковать в другой раз о детях и о кузнецах? — Полина освободила мои волосы от бечевки, пригладила их на макушке обеими руками и вывела на правое плечо.

Я пожалел о том, что в стае нет хорошего цирюльника, способного изобразить на моей голове элегантную короткую стрижку.

— Взгляните на меня. Что на уме у вас сейчас? — Полине не понравилась моя задумчивость.

— Покамест ничего опасного для вас, — я отвел черный завиток с ее розовой щеки «безоружными» кончиками пальцев.

Мне захотелось приласкаться к ней по-вампирски — соприкоснуться лбом и носом, потереться щекой о ее щеку, впитывая кожей ее упоительный запах, становясь с ней единым целом, а затем стиснуть ее в объятиях, чтобы обладать ею всей, без остатка.

Возбужденно облизнувшись, я придержал правой рукой ее шею, чтобы притянуть ее к себе.

Настороженно поджатые губы остановили меня.

— Вспомните, кем вы были… Вспомните, как вы любили тогда…

Оттолкнув меня, Полина упала на кровать и, повернувшись на спину, беззащитно раскинула руки:

— Я хочу узнать вас настоящего.

— Князь Подкорытин — Тарановский к вашим услугам, мадам, — я слегка прикоснулся губами к ее руке. — Отныне я нахожусь всецело в вашей власти. Лишь вами дышу, и быть стало, без вас не найду утешенья. Может яду напьюсь, иль пойду на войну — все одно — пропаду я без вашей улыбки — такой, как сейчас, и чистейшей, и порочной одномоментно. О, Полина Трофимовна, сколь же вы причудливое созданье! Полудикие ваши повадки не познаются умом, ну а сердце и вовсе пугается их, а душа рядом с вами истаивает, тлеет и выплескивает копоть рифм. Почему снизошли до меня, дорогое ваше высочество, никогда не узнать мне. Вы принадлежите к числу фанатических хранительниц тайн, кои не раскрывают секретов и на смертном одре ни приятельницам, ни скорбящим потомкам своим. Не дано разгадать мне вас, и пытаться не буду. Лишь скажите, что любите меня, и пусть будут совершеннейшею ложью ваши слова, они вдохнут в меня жизнь. Я поверю им без колебанья. Словно бы ненароком обмолвитесь, что я дорог вам, и я буду спасен вашим немеркнущим светом от мрака, меня поглотившего. Говорите же! Лгите! Посмейтесь в сердцах над моими наивными чувствами!

— Я люблю вас, Тихон Игнатьевич. Это чистая правда, — лучистая улыбка Полины озарила мою душу.

Охотница потеребила бантик сорочки в ожидании… Я прилег рядом с ней, поиграл этим бантиком, слушая музыку ее взволнованного сердца, и, нежно взяв ее руку, стал ее целовать — в щеку, в шею, в губы. Бережно я извлек ее из сорочки, словно конфету из обертки, которую хотел сохранить на память. В то время ее руки ненавязчиво ласкали меня, а затем я их остановил, сложил вместе, и она пугливо встрепенулась. У нее не было причин для испуга — рядом с ней находился благовоспитанный молодой человек из почтенного семейства, а не лесной хищник. Полина это поняла.

Поцеловав ее соединенные большие пальцы, я снова поймал губами ее губы, подхватил ее под лопатки и приподнял, привлекая к себе.

— Люблю тебя, — она рискнула обратиться ко мне на «ты», презрев тонкости светского этикета…

…- Тихон, до чего же ты красивый… — любуясь мной, прошептала Полина.

Неужели, мне ты предназначен?

Капельки ее слез потекли по моей груди.

— Что случилось, милая Полина? — заботливо спросил я, поглаживая ее руки над локтями.

— Прости, я от волненья плачу, — охотница рассмеялась, вытерев кулачком щеку. —

ее стихи оборвались, она испуганно вздохнула, напряглась, словно распознала в моем взгляде предвестие опасности.

Она подумала, что я успел немного проголодаться.

— Полина, успокойтесь, — я медленно сморгнул. —

— Прошу тебя, молчи! — охотница прикоснулась к моим губам. —