Далия Трускиновская - Люс-а-гард

— Такая судьба, — сказала Мэй-Аларм. — А ты не связывалась бы с этими атлетами. Не в них счастье. Ну, дальше провожать меня не надо. Вы возвращайтесь, а я — вон туда.

И она, не глядя, указала в самую непроходимую чащобу.

— Пошли, братец Тук, — заторопилась Люс. — Пойдем, пойдем, и только не оборачивайся…

— Почему это я не должен оборачиваться? — удивился монах. — Наоборот, мне как раз интересно, кто там, в буреломе, эту леди поджидает!

— Никто не не поджидает, пошли! — воскликнула Люс, разворачивая монаха и пихая его вперед по тропинке. — Пошли, пошли, нас вся ватага ждет!

Но хитрый монах, сделав вроде бы покорно два шага, на третьем резко развернулся. И увидел, как Мэй медленно тает в воздухе.

Крепкие монашьи ноги подкосились. Братец Тук опустился на колени у ног Люс, глядя туда, где только что стояла Мэй.

— Свят-свят, пречистая Дева, святой Герберт, святой Андрей, святая Бригитта! — забормотал монах и зашарил у себя за пазухой в поисках креста. — Все-таки привидение! Неприкаянная душа! Как же это она меня провела? Я же ее своими руками щупал!

— Ну, в таком случае, ты первый человек, который пощупал привидение, — хладнокровно заметила Люс. — Вставай, братец Тук. Видишь, я же не пугаюсь и святых не поминаю. Это — ничего особенного…

— Ничего особенного! — возопил монах. — Неприкаянная душа в чистилище возвращается, а тебе — ничего особенного!

— Какое чистилище?! — Люс лихорадочно вспоминала все, что знала о неприкаянных душах, а монах сел на пятки и с надеждой на нее взирал.

— Непременно как что-то непонятное случается, так у вас, монахов, чистилище на уме… проворчала Люс. — Ты сам подумай — станет грешная душа в потасовку ввязываться и угнетенную невинность спасать? И где ты видел, чтобы привидение среди бела дня верхом носилось?

— Так, это, значит?… — монах разинул рот и уставился в небо с большим недоверием. — Ангел?!.

— Ангел, ангел, — подтвердила Люс. — И встанешь ты когда-нибудь? Похоже, ватагу ждет ночной переход, а тебе пора в аббатство. Ты только ничего не говори про ангела сэру Эдуарду. Если ты от этих чудес чуть не спятил, то он и вовсе свихнется!

— Не нравится мне все это, — сообщил, поднимаясь, монах. — У ангелов — сияние, и они кулаками не размахивают.

— Это в порядке конспирации, — объяснила Люс, но он то ли не понял латинского слова, то ли не поверил.

— Заморочило тебя привидение, — решил наконец братец Тук. — Или же ты — заодно с ним.

— Ну, а если и я могу исчезнуть когда пожелаю? — разозлилась Люс. — А если и Марианна может?! Что же — вокруг одни привидения!

Конечно, приводить такой аргумент не стоило, но братец Тук разозлил-таки нетерпеливую А-Гард. Тем более, что она не любила изворачиваться и выкручиваться, а сказать братцу Туку правду о хронодесанте было невозможно.

— Марианна? — остолбенел монах. — А я — с ней!… Ох!… Святой Евстафий — с привидением!

Люс сгоряча переоценила прогрессивные взгляды монаха. Мысль о том, что оно состоял в интимных отношениях с призраком, поразила братца Тука наповал. И он ударился в паническое бегство. Только сучья затрещали.

— Постой, братец Тук! — завопила вслед ему Люс, но он шпарил, не оборачиваясь, примерно так же, как Серебряная Свирель от Черного Джека, и с таким же шумом.

«Интересный человек, — подумала, остывая, Люс. — Схватку с превосходящими силами противника выдержал, любую женщину уговорить без слов может, а информацию переварить не сумел!»

Размышляя о странностях средневековой психики, она побрела назад, к мельнице. И на самых подступах услышала нежный голосок Свирели. Та на ломаном историческом наречии призывала братца Тука. Люс пошла на голос.

— Ничего не понимаю, — сказала Свирель. — Только что пролетел мимо меня с такой скоростью, что свист стоял. Я его позвала — а он на меня рукавами машет и крестится! И дальше понесся. Как ты полагаешь — он не сошел с ума?

Серебряная свирель умудрилась вложить в эту фразу прежние капризные интонации. Как будто Люс была дипломированным психиатром и должна была немедленно поставить точный диагноз!

Люс неопределенно пожала плечами. Она понимала — монах наедине с собой опомнится и поймет, что все-таки имел дело с живой женщиной. Надо будет ему сказать, что насчет исчезновений она пошутила. Ведь приняты же в этом веке мелкопакостные розыгрыши? И тут Люс вспомнила, как ловко братец Тук спланировал будущее Свирели.

— Ну, все в порядке? — изобразив на физиономии больше интереса, чем требовалось, спросила Люс. — Свершилось?

— Ага!… — и Свирель вздохнула с большим блаженством, чем полагалось в таком случае.

— Не было желания завопить и удрать?

— Какая же дура от этого удирает? — честно удивилась Свирель.

— Значит, тебе было с ним хорошо?

— Неплохо, — как бы свысока, с позиции зрелой женщины, призналась довольная Свирель, а Люс еще раз подивилась мастерству рыжего монаха, сумевшего с первого раза добиться такого эффекта. — Только не с ним, а вообще…

— Это как? — насторожилась Люс.

— Ну, я же его не видела. У меня глаза как сами закрылись, так уже и не открывались. Понимаешь, у меня все, что было, не ассоциируется с братцем Туком. Вроде как это сделал не он, а вообще… Тем более, что он, как ты советовала, был сзади.

Такого эффекта от своего совета Люс не ожидала.

— Ну, ты все-таки не забывай, что это сделал именно он, а не Джек, — напомнила Люс. — И не Рыжий Питер. И не Малютка Джон. Кроме того, братец Тук всерьез решил позаботиться о твоем будущем. Идея, мне кажется, неплохая.

— Что за идея? — осведомилась Свирель. — Я после похождений в Блокхед-холле не уверена, что в этом треклятом двенадцатом веке для меня найдется подходящее местечко. А жить в лесу я не могу. Вы же с Мэй не станете доставлять мне каждое утро надувную ванну с шампунем.

— А мужчины? — ехидно спросила Люс.

— Теперь, когда я кое-что знаю о мужчинах… — и Свирель не стала продолжать, хотя Люс было страшно любопытно.

— Братец Тук хочет спрятать тебя от всех неприятностей в монастыре, — сказала она. — Это не так уж глупо. Ты будешь петь в монастырском хоре и пользоваться неслыханным успехом. Будешь при этом вести свободный образ жизни. Настоятельница — давняя подружка братца Тука. То есть, в разумных пределах свободный. А братец Тук будет тебя навещать.

— Ах, вот как он это себе представляет? — неприятным голосом заметила свирель.

— А что плохого? У тебя будет множество поклонников, ты сможешь выбирать, на братце Туке свет клином не сошелся. А ванну мы тебе как-нибудь переправим. Почему бы тебе не пожить в монастыре несколько лет?… В свое удовольствие?…

Тут лицо певицы так исказилось, что Люс отступила на шаг назад.