Евгения Биткова - Гренадёры

— Тогда я побежала, а то без меня все вкусное съедят! Огромное спасибо за выходной! — Отсалютовав секретарю, я поспешно скрылась вниз по улице. Вдруг передумает.

— И все-таки это дыра, — угрюмо протянула я, засовывая одну сушку себе в рот, а другую собаке.

Ландыш с хрустом прожевал угощение, громко чихнув в подтверждение моему мнению. Так называемые питейные заведения оказались вовсе не питейными; все, что я смогла раздобыть, было пара булочек и пара бутербродов, которые мы, разделив по-братски, тут же съели вместе с собакой. Теперь, сидя на скамейке, мы давились сушками, пустыми глазами смотря на стелющийся по дороге туман. Тоска зеленая.

— Здравствуйте, милая девушка, позволите присесть с вами рядом? — спросил появившийся из тумана пожилой мужчина с палочкой в руках. — Если ваша собачка, конечно, подвинется.

Я посмотрела на «собачку», высота которой в холке составляла семьдесят два сантиметра, а вес девяносто килограммов. Ландыш одарил мужчину презрительно-равнодушным взглядом.

— Да-да, садитесь. Щас я его подвину, — с этими словами я взяла дога себе на руки. Ух, тяжелый кабанчик. По-моему, он весит больше девяноста килограммов. Все, сушками больше не кормлю. Ландыш, воспользовавшись сменой позиций, положил свою морду мне на голову. О-очень удобно. Только не слюнявь ее, ради всего святого! — Пожалуйста, присаживайтесь.

— Благодарствую. — Мужчина с кряхтением опустился на скамью. — Старые кости. Приятно увидеть среди этих развалин симпатичную девушку. Вы не против, если я посижу с вами пару минут, подышу свежим воздухом?

— Не против. Воздуха мне не жалко.

— Воздух, он здесь все еще свеж. Я хорошо помню те времена, когда улицы города были полны жизни. Нельзя было и сотни шагов пройти, не поздоровавшись с хорошим знакомым… Да. Все изменилось. Наш городок не тот, что раньше. Совсем не тот… — мужчина покачал седой головой. — Молодежь уезжает из Босвелла в более перспективные города. Нельзя их винить, каждому нужно зарабатывать себе на хлеб, правда? На фабрике Соверенов теперь нет работы; возможно, скоро и самой фабрики не будет. Быть отрезанным от большого мира не так уж и приятно, вы мне поверьте! Остается только покой, но и покой быстро надоедает. Плохо, когда он приходит раньше смерти, ведь как бы ни хотели, мы все равно к нему придем.

— Не все. Некоторые очень упертые души отказываются от вечного покоя, предпочитая волочить свое жалкое существование, пугая простых смертных, — авторитетно заверила я.

— Неправильно, никто не должен противиться неизбежному.

— Но если вы не попытаетесь ему воспротивиться, вы так и не узнаете, неизбежно оно или его все же можно избежать?

Мужчина посмотрел на меня, и на его морщинистом лице заиграла улыбка.

— Хорошо быть молодым. Вы многого не знаете, для вас все море по колено!

— Неправда.

— А?

— Неправда, что мы многого не знаем. Считается — опыт приходит с годами, но это не всегда так. Порой один день может заменить всю жизнь. За один день узнаешь, что такое предательство. За один день почувствуешь вес одиночества. За один день поймешь цену жизни. За один день впервые ощутишь запах крови. За единственный день уже никогда не сможешь стать прежним. Станешь на порядок строже и старше. Никогда не забудешь. Не будешь доверять глупой уверенности. Сможешь различать неизбежное и то, что только им кажется, — говоря, я так сильно сжала рукой складки брюк, что костяшки пальцев побелели. Ну вот, меня опять занесло.

— Действительно, — мужчина произнес слово, будто пробуя его на вкус. — Я сейчас заметил, вы не из этих мест?

— Разве не видно? — удивилась я, выглядывая из-за собаки и демонстрируя на шее ошейник. На своей шее.

— А, так вы, как это… наемник?

— Гренадер, — поправила я. — Но не суть важно.

— Вот оно что. Такая милая девушка — и занимаетесь подобной работой. Куда катится наш мир? Так у вас из-за этого… ну, — мужчина смущенно указал на лицо. Летом моя физиономия хорошо покрывалась загаром, из-за чего белесая полоса особенно сильно становилась заметной. И не только на лице.

— Нет. Это было до того. Но, наверное, послужило поводом.

— Надо уметь забывать.

— Память коварная штука. Я превосходно забываю, куда дома кладу ключи, даже если держала их в руках минуту назад. А то, что было несколько лет… Все жду, когда ясная погода станет переменной облачностью, а потом и вовсе испарится туманом.

— В Босвелле всегда облачно. Редко здесь увидишь ясную картину. Не знаю, радоваться ли этому или грустить.

Голове стало мокро. Очень надеюсь, это пошел дождик, а не потекли слюни Ландыша. Вверх по дороге к дому с железным человечком под зонтом широким шагом шла высокая фигура мужчины с саквояжем в руках.

— Пожалуй, нам пора идти, — решила я, провожая глазами фигуру, пока она не скрылась внутри. Ландыш неохотно слез с колен. — Приятно было с вами поговорить.

— Мне тоже очень приятно. Найдете еще минутку-другую — приходите, я вам расскажу пару историй о старых временах.

— Обязательно, до свидания!

Я не стала задавать вопрос «удалось ли что-нибудь найти». По хмурому лицу секретаря все было понятно. «Дело труба», — сочувственно подумала я, разглядывая выложенные на стол бумаги. Счета, счета, опять счета. М-да, теперь понятно, о каких трудностях говорил Вальтер. Но откуда эти задолженности? Если верить буклету, мебельная фабрика Соверенов — золотой компост! А тут такое.

— Прошу, не путайте бумаги. Мне в них еще разбираться, — требовательно попросил Вальтер, садясь за стол. Я быстро отошла.

— Насколько я могу понять, это не те документы, которые нам нужны. Зачем вам в них разбираться?

— Они могут дать зацепку, — нехотя ответил мужчина, устало протирая очки. — Указать, куда могли пропасть документы на владение фабрикой. Возможно, господин Соверен, имея многочисленные финансовые проблемы, продал их какой-нибудь фирме или оставил в залог.

— Но он обещал передать фабрику Отделу, неужели он мог поступить так, как вы говорите?

— Человеческая глупость не знает границ, гренадер номер семьдесят семь. Теперь, с вашего позволения, я вернусь к работе. Мне нужно еще раз просмотреть все документы, сделать несколько звонков и отослать письма. Дел невпроворот. Если вы продолжите путаться у меня под ногами, я могу занять вас…

— Нет-нет! Я уже испаряюсь. Удачной вам работы! — С этими словами я закрыла за спиной дверь. Уф, легко отделалась, но, в самом деле, чем мне заняться в такой глухой провинции? Незадача.

С едой в Босвелле было действительно грустно. Но, к своему величайшему счастью, я обнаружила изумительную кондитерскую и узнала, что босвеллский шоколад — самый лучший шоколад в мире! Вот это было открытие! Там продавали все виды шоколада: черный (горький), молочный, белый (ах, как давно мне такой не попадался!), пористый и диабетический — новинка в шоколадном производстве, предназначен для больных сахарным диабетом. Вместо сахара используются подсластители. Например: сорбит, ксилит, маннит (понятия не имею, что такое, но звучит не особо вкусно). А еще в Босвелле имелся собственный музей шоколада! Такое количество сладостей мне и во сне не снилось! Чего в музее только не было! Фигуры из шоколада, фонтаны из шоколада, самая большая шоколадная плитка в мире, дворцы, леса, люди. Чтобы все описать, мне и всей жизни не хватит. Накормив свои глаза и искапав пол музея слюной, я сделала заказ в кондитерской и вприпрыжку отправилась гулять по городку. А может, Босвелл и не совсем дыра?