Роман Димитров - Моя хранимая Химари

Её чувствительная шея - идеальная и безотказная слабость. Интересно, что будет, если я попробую приспустить этот её мешающий широкий ошейник чуть ниже, и попробую поласкать самую, судя по всему, чувствительную область? Сказано - сделано.

Опасность! Режим "боевой примо", активная защита.

Мммать. Челюсти большой волчицы… то есть волчицы в её изначальной звериной форме, зажатой сейчас между мной и кроватью, с неожиданной силой смыкаются на моей руке у её шеи, будучи, тем не менее, не в состоянии продавить защитное заклинание.

- Гинко… ты…

Момент и подо мной уже мелко трясущаяся женщина, закрывающая лицо ладонями и вжимая голову в пол, то есть в кровать. Гинко подобрала под себя ноги, сжавшись в комок и… тихонько, но очень горестно заплакала.

Да что же это такое…

- Гинко…

Вервольфица внезапно поднимается и пытается сползти с кровати, с очевидной целью убежать прочь. Эмоции - страх, разочарование в… себе (?), немного надежды непонятно на что, и ощущение вины. Нет, так дело не пойдёт.

Шаблон муравей ближний. Охватываю её воздушными захватами, и, аккуратно помогая руками, валю на кровать, спиной вниз.

- Посмотри мне в лицо, волчица. Ну же.

Продолжает отворачивать голову в сторону, пряча глаза за гривой серых волос. Пытается сбросить меня, движениями своего тела и ног, но как-то вяло, будто у неё забрали всю её нечеловеческую силу.

- Гинко, посмотри мне в глаза, сейчас же.

Вервольфица замирает и спустя небольшую паузу всё же смотрит на меня глазами, полными отчаяния. Она боится… нет, по эмоциям не понять, слишком многое намешано, но я понял одно - если сейчас дать ей убежать, то она не ограничится другой комнатой, а убежит из дома, и, скорее всего, из города. Найти её потом я, разумеется, не смогу, да и не буду этого делать. Даже ради того, чтобы разобраться в том, что случилось - Глава должен уважать решение члена своей Семьи, если отношения в ней построены на авторитете, дружеских чувствах и взаимных интересах.

- Гинко, ты… чувствуешь передо мной вину. - Констатирую я единственный очевидный из её эмоций факт. - Но её нет. Я не знаю, что ты только что себе придумала, но я не зол и не виню тебя ни в чём.

Бесполезно. С таким же успехом я могу говорить со стеной, в надежде, что она мне ответит. Даже не так: возможные духи места могут и ответить, если обратиться к стене их дома, а вот Гинко, кажется, пропускает все несущие информацию звуки голоса мимо своих подрагивающих, покрытых шерстью ушей частичной трансформы.

- Волчица! Слушай своего вожака!

Похоже, это "волшебное" слово немного привело её в чувство. Гинко перестала брыкаться, но снова отвернула лицо. Поворачиваю его телекинезом, и спокойно смотрю ей в глаза, роняющие по её лицу влажные дорожки, и жду, пока она успокоится.

Ни много, ни мало, но для этого понадобилось примерно несколько минут, прежде чем она окончательно расслабилась.

- Что… произошло, волчица? Я сделал тебе больно? Обидел?

Гинко снова пытается отвернуться, но я не даю этого, мягко поворачивая её лицо своей рукой. Шаблон муравья и боевой примо я уже давно убрал, в них не было необходимости - Гинко снова превратилась в любящую, но чем-то расстроенную женщину.

- Юто я… это мне нужно извиниться. Ты чересчур добр ко мне. Я пыталась тебя… укусить на полном серьёзе. Дай мне собраться и с утра ты меня уже не увидишь.

Что?

- Да что за чертовщину ты несёшь? С чего бы я вдруг стал выгонять тебя? Просто расскажи мне почему… почему ты так отреагировала.

Гинко всё ещё неверяще поднимает на меня взгляд, и после продолжительных гляделок, удостоверившись, что я серьёзен и не собираюсь ничего предпринимать, пока она мне всё не объяснит, прикрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться.

- Я… расскажу. Прости, что не предупредила тебя раньше, но я думала, что тебе не стоит этого знать… по крайней мере пока.

Встаю с волчицы в полностью человеческой форме, которая неторопливо поднялась, села на кровать, облокотившись о стену, и протёрла лицо ладонями, смазывая следы от слёз. Прослеживаю её взгляд в сторону: Ринко, так и не проснулась, несмотря ни на какие наши с волчицей крики и стоны, и то, что сейчас было. Возвращаю взгляд к волчице, прикрывшей глаза и легонько постукивающей затылком об стену. Жду.

- …Я рассказала тебе раньше, что меня однажды бросила стая из-за моих симпатий к людям… это не совсем так. Вернее, да, так и было, но не совсем из-за этой причины… в общем слушай…

Гинко вздохнула и несмело потянулась рукой к своему ошейнику. Как обычно, его внутренняя прорезиненная широкая часть плотно сомкнута на её шее, а плавающая до выставленного предела ременная часть с пряжкой, сейчас раздвинута превращением до более широкой шеи первой формы Гинко. Волчица дотрагивается рукой до ошейника, и ощутимо вздрагивает. Однако уже через секунду, подключая вторую руку, снимает хитрую застёжку с внутренней стороны пряжки, позволяя ей открыться полностью и выйти за пределы ограничителя на ремешке, снимая, таким образом, ошейник, который затем повис на шее Гинко на резиновом кольце, всё ещё облегающем шею. Поколебавшись ещё чуть-чуть, волчица снимает и этот слой ошейника, а под ним…

- Гинко, это же… Хм.

На шее у неё был огромных размеров, для такой сравнительно небольшой шеи, кривой резаный шрам с рваными краями. Давно заживший. Судя по его положению, короткое лезвие едва разминулось с сонной артерией Гинко. Слегка отталкивающее зрелище, даже для меня, повидавшего в жизни немало шрамов у людей, которые не захотели или не смогли по какой-либо причине в своё время воспользоваться услугами целителя, однако я держу лицо. Странное в ситуации другое.

Анализ… Успешно.

- Гинко, шрам на вервольфе может оставить только серебро в малом возрасте… и магия - в любом. Но, судя по твоей спокойной реакции на Куэс, это была не магия, так?

- Да. Уродливый, правда? Его… в смысле человека, который оставил на мне этот шрам, звали Тетсуя. Фамилию я не успела узнать… Просто не могла спросить - я не умела говорить, а потом просто не хотела узнавать.

И Гинко рассказала мне свою полную историю, опустив лишь подробности дикого быта вервольфов.

- …Я действительно полюбила его, Юто. Сначала за робкую попытку городского парня приручить дикого зверя, пусть я ещё и была тогда щенком. Затем, за его время, проведённое со мной и его разговоры самого с собой вслух о всяком разном. И, наконец, хоть я и не знаю точно, когда я это поняла, но я полюбила его как взрослого двадцатилетнего мужчину, которым он стал после нескольких лет наших постоянных встреч в лесу, неподалёку отсюда. Странной, но подлинной любовью зверя к человеку.

- А что твоя стая?