Александр Рудазов - Три мудреца в одном тазу

— Табак? — недоуменно нахмурился Наместник Города, выслушав перевод. — Нет-нет, я хочу купить весь ваш корабль!

— Весь груз, что ли? Так его почти и не осталось — говорю же, все распродали! Можно, конечно, выскрести, что осталось…

— Не груз! Сам корабль!

— Серега, ты точно все правильно переводишь? — пихнул сисадмина в бок Колобков. — Этот негритянский мэр хочет купить мою «Чайку»? А он не оборзел? Мы-то на чем поплывем?

— Мы можем дать льке Колобке самую лучшую торговую галеру.

— Гы-гы, юморист! — гоготнул Колобков. — Видал я их галеры — по сто человек на веслах! Что я туда — Гену с Валерой посажу? Чего он мне тут кидалово устраивает? Серега, скажи ему, что «Чайку» я не продам ни за какие бабки! Она вообще миллионы стоит — у него столько нет!

Сергей посмотрел на громадный дворец Наместника Города, отлично видимый в иллюминатор, и усомнился. Но вслух говорить не стал.

— Простите, льке Мараха, льке Колобка не хочет продавать свое судно, — перевел он.

Наместник Города помрачнел, как туча. Американская яхта для миллионеров явно запала ему в душу — такая красивая, такая надежная, такая комфортная… С солярием. Он окинул взглядом кают-компанию, а потом напористо заговорил.

— Петр Иваныч, он очень настаивает, — меланхолично перевел Чертанов. — Говорит — позарез нужно. Говорит — все, что хочешь проси, хоть любимую дочь в жены.

— Что-о-о-о?! — возмутилась Зинаида Михайловна, до этого не лезшая в мужские разговоры. — Да я этой свинье сейчас все кудри выдеру!

— Да, Серега, ты ему скажи, что я, того-этого, женат… — опасливо покосился на супругу Колобков. Эта проклятая печать в паспорте уже второй раз обламывала ему интересное развлечение.

— Так возьми вторую жену! — всплеснул руками Наместник Города, искренне удивленный таким странным препятствием. — Я дам за дочерью малый дворец в пригороде, гранатовый сад, винокурню и богатейшую каменоломню с восьмьюстами шестидесяти четырьмя [62] Юберийцы используют двенадцатеричную систему счета. Число 864 у них круглое. рабочими!

— А мне за Зинкой из приданого только Матильду всучили… — раздосадованно пробормотал Колобков. — Серега, спроси у мэра — у него, случайно, свободного госзаказа на строительство нет? Пусть он меня во главе какого-нибудь стройконцерна поставит — я ему столько всего понастрою! Сеть закусочных — раз, — начал загибать пальцы он, — парк с аттракционами — два, жилой комплекс современный — три, водопровод с канализацией — четыре…

— Канализация у них есть, — заметила Стефания.

— Ладно, канализацию вычеркиваем, — ничуть не огорчился Колобков. — Тогда еще супермаркет, хороший морской вокзал и метро! Только пусть рабочих нормальных даст — наподобие турок там или молдаван… А то наши ни хрена работать не умеют — только руководить!

— Петр Иваныч, да ничего вы тут не построите, — лениво пожал плечами Чертанов, даже не думая переводить эти глупости. — У них же техники почти никакой нет, все вручную корячатся.

— Можно у этих лилипутиков закупить, — не сдавался Колобков. — Гражданка черт, вот ты как думаешь — эти крохотульки на ракетах техникой не поделятся?

— Я же сказала — их техника людям не подходит!

— Не обязательно готовой. Пусть научат. Пусть школы откроют — понемножку, понемножку…

— Они что — сумасшедшие? — презрительно фыркнула Стефания. — Они и так с трудом равновесие поддерживают, а вы предлагаете им научить людей высоким технологиям? Чтоб их же потом этими технологиями и накрыли? Л’тра не дураки…

— Ну и черт с ними, — даже не подумал расстраиваться бизнесмен.

— Опять черт, да?! Ну почему вечно черт?! — едва не ударила его Стефания. — Почему мы у вас вечно вместо козлов отпущения?! Мало других демонов?! Почему не говорите «архонт с ним»?!

— А кто это такой? — озадаченно нахмурился Колобков.

— Да ну вас… — махнула рукой чертовка.

— Серг’лай, правильно ли я понимаю, что уважаемый льке Колобка обсуждает со своими друзьями, какую плату лучше попросить за это великолепное судно? — вежливо спросил Наместник Города.

— Нет, неправильно. Льке Колобка не согласен продать «Чайку» ни за какие деньги.

— Вот как?… — поджал тонкие губы Мараха. — Могу ли я все-таки попробовать убедить его? Быть может, испив вот’ка, он станет несколько сговорчивее?

— Вряд ли, — усомнился Чертанов. Но все-таки перевел это предложение.

Как он и ожидал, шеф отреагировал так же, как всегда реагировал в таких случаях:

— Фигня вопрос, Серега! Наливай!

Что было дальше — застлано алкогольным туманом.

Следующее утро на «Чайке» выдалось ужасным. Мучительным. Невыносимым. Это было даже еще и не утро — земляне до сих пор не привыкли к местным длинным ночам, и просыпались задолго до рассвета. Впрочем, эйкрийцы тоже тратили на сон не все темное время, а от двух третей до трех четвертей.

Так или иначе, а земляне страдали. Большое бухалово с аборигенами затянулось очень надолго — Наместник Города ужасно обрадовался электрическому свету, осветившему эйкрийскую ночь, и еще больше загорелся купить «Чайку».

Чертанов стоял в коридоре, с тоской глядя на запертый гальюн и с ненавистью — на весело подпрыгивающую Стефанию. Она выпила ничуть не меньше остальных, но у чертей опьянение проходит без вредных последствий. А вот Сергей страдал.

— Петр Иваныч, у вас тоже похмелье? — окликнул он шефа слабым голосом.

— Серега, я русский! У русских похмелья вообще не бывает!

— А чего тогда в клозете уже целый час сидите?

— Газету читаю… буэ-э-э-э!!! Негр, скотина, нажрался в хлам и меня споил… Кто ж знал, что они так бухать здоровы?! Буэ-э-э-э!!! Серега, рассолу мне, срочно!

— У вас же нет похмелья? — ехидно скривился сисадмин.

— Нету… буэ-э-э-э!!! Так просто попью… рассольчику. Серега, ну не издевайся над начальством — шибко неси! Одна нога здесь, другая там!

Чертанов подумал, что, конечно, Петр Иванович заслужил еще немного издевательств, но с другой стороны — ему и самому рассол не помешает. Так что он сходил.

Спустя полчаса они с Грюнлау и Петровичем сидели в кают-компании и поправлялись после вчерашнего. Немец сидел грустный и в тысячный раз клялся себе — с русскими не пить! Они не знают меры! И с юберийцами тоже не пить — они меру знают, но за чужой счет готовы пить до бесконечности.

Угрюмченко тоже грустил, но по другой причине — организм орла оказался совсем не таким устойчивым к алкоголю, как человеческий. Он отключился в самом начале пьянки, так и не успев получить хоть какое-то удовольствие. Только муки похмелья — оно у беркута оказалось воистину чудовищным.