Иван Тропов - Шаг во тьму. Дилогия

— Можно успеть и за два дня.

— Ты куда торопишься, Храмовник? К смерти в гости? Так туда опозданий не бывает… Нет. — Виктор покачал головой. — Если что‑то сорвется и мы не зашибем ее сразу, она уйдет — и второго шанса у нас уже не будет. В ее поселок не сунешься, Храмовник, сам видел. Да и вообще, она по две машины охраны за собой таскает. Нет, — покачал он головой. — Рисковать нельзя. Надо бить наверняка… Ты чего ощерился‑то, будто глотку мне собрался перегрызть?

Я закрыл глаза и попытался взять себя в руки.

Но мысли мешались в голове — сминались под накатом боли. Как тяжелый чугунный пестик, размалывала все мои мысли в бессвязные обрывки.

Господи, когда же это кончится… Когда же отпустит…

— Эй, Храмовник! С тобой все в порядке?

— Нога, — соврал я.

С ненавистью посмотрел на Виктора. Перестраховщик, черт бы его побрал.

Если ему сказать про руку… Нет, нельзя. Если ему рассказать про руку, так он вообще откажется иметь со мной дело. А вдруг я в решающий момент свалюсь и забьюсь в конвульсиях от приступа? Можно ли на меня рассчитывать?

С него станется…

— Настолько серьезно? — тихо спросила Катя. — Влад…

— Когда будем осматривать, что там? — спросил я. — Сейчас начинаем?

— Начинаем? — переспросил Виктор. — Расслабься, Крамер, я сказал. Жри давай и зарастай. Следопыт недоделанный…

— Но я…

— Жри, я сказал! Мне с тобой возиться некогда.

— Если надо, — сказала Катя, — я бы могла…

— А ты вообще молчи, женщина! Вот ты‑то мне как раз понадобишься. Если она заранее не посылает туда своих людей проверять, это значит, что у нее там кто‑то есть. Кто‑то прирученный. А эта сука приручать умеет… Так что мне страховка нужна. А Храмовник и без тебя зарастет. На нем как на собаке. Щенок, одно слово…

Катя хмуро посмотрела на Виктора, но ничего не сказала.

А мне на его шпильки было наплевать. Далекие и неважные, как шаги и обрывок разговора где‑то за ширмой, прошли и пропали. Игрушечные, призрачные, ненастоящие… Боль в руке сводила меня с ума. Вот это реально. Только…

— Вот, — сказала Катя.

Я открыл глаза. Она протягивала нам с Виктором по флеш‑карточке.

— Что это?

— Бери, умник, — сказал Виктор.

— Я на всякий случай скопировала. — Катя коснулась папки. — Мало ли.

— Крамер, кончай дохлой овцой прикидываться! — прикрикнул Виктор. — Мы здесь всю ночь сидеть не собираемся, и мне тебя еще отвозить. Давай вытащил руки из карманов, я сказал! Быстро набил живот — и поехали. Живенько, я сказал!

Я взял вилку в левую руку. Подцепил отбивную и стал грызть мясо, не чувствуя вкуса.

— А ты чего не ешь? — спросил Виктор Катю.

— Она опять за свое, — ответила Катя, глядя в стол перед собой. — У нее там двое… Там в комнате много мониторов. С внешних камер, с внутренних… На двух — из комнат. Как тюремные камеры. Она там кого‑то держит. То ли еще каких‑то охотников, то ли просто кого‑то, кого эта сука не смогла сломать с первого раза, обработать за один раз…

Виктор отложил вилку. Протянул руку, взял Катю за подбородок, поднял лицо, заставил посмотреть в глаза.

— Борис? — спросил он со странным спокойствием. Он очень старался говорить ровно, но его голос все равно предательски осип. — Гош?..

— Нет. Не ваши. Я этих двоих раньше вообще не видела.

— Что ж… — пробормотал Виктор. — Может, оно и к лучшему, что не выжили. Уж лучше так, сразу. Кто знает, не стала бы она и их править, как твоего Олега… Уж лучше так, сразу… Как Старик…

Катя уехала одна. Красный огонек ее мотоцикла растаял в боковом зеркале.

В машине Виктора было тепло, из колонок лилось что‑то симфометаллическое, но, на мой вкус, невнятное.

— А Фериона нет?

— Это лучше, — сказал Виктор. — Тристания… Напомни потом, я тебе Эпику кину. Тебе понравится. Попроще, типа Фериона как раз…

Он очень старался говорить так, будто ничего не случилось, но у него не очень‑то получалось. Виктор вздохнул. Покосился на меня.

— Ты где остановился, чудо?

— Я…

— А впрочем, не говори. Не надо… В самом деле, мало ли… И меня не спрашивай. Если эта сука возьмет кого‑то из нас… Не говори мне, где устроился. И меня не спрашивай. Лады?

Он бросил на меня быстрый внимательный взгляд.

Я кивнул. Это разумно.

— Их пурпурного «мерина» где взял‑то? В Смоленске?

— Да. У дома Старика.

— Сообразил, молодец… Жаль только, редко. Твоя машина в Смоленске осталась? — Он почти утверждал.

— Угу.

— Твой «козел»? И все охотничьи причиндалы там же?

— Угу.

— Н‑да… Молодец, но редко. — Виктор покосился на часы, вздохнул. — Ладно… Поехали.

Он тронул передачу, мотор заурчал живее. Виктор лихо развернулся и, разгоняясь все быстрее, понесся по пустой дороге. Изъеденное рытвинами полотно подпрыгивало в лучах фар.

Когда с окраин городка выехали на шоссе, машина пошла ровнее.

Боль в руке чуть отпустила, но не уходила.

Летели версты за стеклом, летели минуты, а боль все гуляла в руке. Слишком быстро ты крепнешь, черт бы тебя побрал… Слишком быстро… Мне нужен месяц, хотя бы месяц. Есть он у меня?

— Да ты волком‑то не гляди, — сказал Виктор. — Ну надо было ее выманить из гнезда, сам же ведь понимаешь…

— Надо было, — согласился я. — Но сам‑то ты не пошел ее выманивать…

— Ну да, не пошел. И не мог пойти! А если бы она меня взяла? Тогда что?

— Как интересно… То есть если бы она взяла меня — туда и дорога, а если бы тебя — так это совсем другое дело?

Виктор покосился на меня, хмыкнул.

— А самому подумать, Храмовник? Никак? Ну во‑первых, ты не знал, что я выжил, а я‑то знал, что ты живой и никуда не убежал. И про Катьку, между прочим, тоже побольше твоего знал… Мы могли бы поменяться ролями, да только извини, Храмовник, мозгами ты для этого не вышел. Она же тебя предупреждала — тогда, у дома Гоша? Предупреждала. И что? Отпустил ее?

— Она моего разрешения не спрашивала. На мотоцикл заскочила — и только ее и видели…

— Разрешения… — передразнил Виктор. — У меня она тоже разрешения не спрашивала! Только до мотоцикла доскакать не успела. Я‑то ушами не хлопал, сразу ее за шкирку взял и все из нее вытряс… Хотя это даже хорошо, что все так сложилось.

— Почему это?

— Потому, что тебя вполне могли пристрелить там. Повезло дураку… И меня бы могли, если бы я был на твоем месте. А жертвовать надо менее ценным. А давай честно признаем, я куда ценнее тебя. И умнее, и с суками лучше обращаюсь…

Я покосился на него.

Вообще‑то я привык, что ему палец в рот не клади. Ни совести, ни такта. Самомнение хоть экспортируй. Но… всему же есть пределы!

Должны быть, по крайней мере. С суками он лучше обращается… Это что, шутка такая? Да он едва выдержал Диану, когда она была в дальнем конце подвала, а он у входа в дом! А Диане при этом приходилось отвлекаться еще на троих — меня, Гоша и…