Марина Ли - Школа Добра

– А почему здесь нет стола?

– Юлка! – обрушивается на меня бешеным градом поцелуев. – Дай только добраться до места... Там у меня та-акой стол!..

Недоуменно застываю под его полыхающим взглядом и все-таки краснею, когда до меня наконец доходит, что он имеет в виду. И одновременно откладываю список претензий "на потом". В конце концов, это же только первая наша семейная ссора.

Была. Потому что ни о какой ссоре и речи идти не может, когда я просто таю рядом с ним.

***

После короткого первого семейного скандала, который, фактически, не состоялся, и длительного семейного же примирения, Алекс набросил на себя халат и умчался на палубу, сообщив горячим шепотом:

– Я только на секундочку, сейчас же вернусь.

А я подумала, что надо бы смутиться, ведь все, кто его увидит, поймут, чем мы тут...

– Впрочем, они и так поймут, – проворчала я и спрятала голову под подушку.

Муж действительно вернулся через секундочку со своим черным дорожным баулом.

– Боюсь, из-за тебя я просто обо всем забываю, – пожаловался он, протягивая мне маленькую шкатулочку. – Надо было сделать это еще у русалок, тогда, может, все сложилось бы иначе.

А я изумленного вскрика сдержать не смогла, когда открыла врученную мне коробочку, и удивленно посмотрела на Алекса.

– Но как?

Пара моих сережек, тех самых, украденных мною же при помощи волшебной шкатулки еще на первом курсе, подмигивали мне весело и игриво.

– Увы, родная, – в сумраке каюты блеснула белая полоска зубов, и я поняла, что Алекс улыбается. – Должен признаться, что я вступил в сговор за твоей спиной, пока искал тебя по всем мирам после твоего побега из Школы.

– Сига Танаис, – догадалась я и улыбнулась грустно. Нехорошо я из Речного поселка исчезла, не простилась ни с кем...

– Надень немедленно, – велел Алекс, а голос утратил былое веселье, обретя серьезность, от которой по коже побежали неприятные мурашки.

– И не снимай, пока не разрешу...

– Ладно... – задумчиво вдела сережки в уши и неожиданно поняла, что вопрос по поводу украденных шкатулкой вещей так и остался невыясненным.

– Шунь, а почему папа разрешил мне оставить себе сережки и зеркало, не знаешь? – спросила я, когда Александр снова склонился над баулом.

– Зеркало тебе я разрешил оставить, – проворчал он, не поднимая головы, – ты его из нашей семейной сокровищницы увела.

– А?

Он прекратил перебирать свои вещи, небрежным пинком отправил свой баул в угол и упал на кровать рядом со мной.

– Юл, а у вас есть семейная сокровищница?

Я растерялась от неожиданности. Странный вопрос.

– Есть, конечно.

– И охраняет ее дракон и сто ужасных заклинаний наложенных твоим щепетильным родителем.

Я рассмеялась:

– Конечно, нет! Она только называется сокровищницей, а вообще – это небольшой сундучок в папином кабинете.

– А знаешь, почему никто не грабит эти сокровищницы?

Вот как-то я никогда над этой темой не размышляла. Меня больше волновало, что скрывается под тяжелой резной крышкой, а не то, как это таинственное что-то может быть украдено оттуда коварным злоумышленником.

– Почему?

– Защита на крови, Юлка. Кровь не обманешь. Артефактом только члены семьи могут пользоваться. Для всех других людей мое зеркальце – просто кусок стекла, покрытый амальгамой... или чем их там покрывают?

После этого мне стало все понятно? Фигушки. Вопросов еще больше появилось.

– Так ты что же, с самого начала знал, что у меня твое зеркало?

– Именно, что мое, – прижался ко мне и рассмеялся тихонечко. – Юлка, моя ты любимая двоечница. По артефакторике экзамен сдавала, а самое интересное проворонила.

На двоечницу не обиделась ни на секунду, околдованная "моей любимой", и только мысленно поторопила Алекса с рассказом.

– Первое волшебное зеркало моему пра-пра-пра-прадеду подарила...

– Королева Алиса?

– Умница моя, – и легким поцелуем плеча коснулся. – Как раз ее величество и подарило, велев деду о край стекла палец порезать, чтобы чужой этим средством связи воспользоваться не мог. Мы тогда не были королевской семьей, а простого рабочего черта любой мог облапошить и лишить единственного сокровища.

И прежде чем я успела осознать последнее предложение, произнес смешно рыкнув:

– Я, знаешь ли, на четверть черт.

Ну, это-то меня не испугало, я о другом задумалась:

– Так что получается, Сафский, когда шкатулку мою заряжал, уже знал о том, что я тебя... что мы... э?

– Э! – передразнил он весело. – Не думаю. Мне кажется, что он рассчитывал на то, что уж где-где, а в Школе Добра сразу заметят, что ты на свои симпатичные веснушки в краденное зеркало любуешься. Заметят, выведут на чистую воду и скандалом по репутации твоего отца ударят.

– А почему не заметили? – не унималась я. – Почему скандала не было? Ты вот, например, все сразу понял. Ладно, твои мотивы мне понятны, – радуюсь, что темно и не видно, как у меня после этих слов уши загорелись. – А Вельзевул Аззариэлевич. Вот он же тоже точно знал, что у меня есть...

Замолчала, осененная внезапной догадкой:

– Шунь, а у ректора в кабинете в шкафу огромное зеркало висит, волшебное, он что тоже?..

– Тоже... это я тоже, а он...

– Алекс! – рывком села, прижав одеяло к груди. – Ты... ты... дерево ты, вот ты кто! Чертов баобаб!

– Юл, – он радостно расхохотался. – Ну, прости!

– Ты же... он же... мы... мы ведь еще тогда могли, а ты... А почему Ясень-то, если Виног? И что же, Сандро уже тогда знал? – ужаснулась я вслух и немедленно ответила сама себе, отталкивая ласковые ладони. – Само собой, знал. Ушел бы ты от него так просто, если бы он о нашей ментальной связи не знал... А папа? И мама, конечно, тоже... – обидно стало до слез. – Я что же, единственная, кто был не в курсе?

– Солнышко, ну какая теперь разница?..

– Хочу знать! – уперлась я. – Когда вообще это случилось? Какой мне день брать за точку отсчета семейной жизни?

– Юл...

– Какой?!

Вздохнул тяжело-тяжело и ворчливым тоном ответил:

– В ту первую ночь на барбакане.

Я так удивилась, что даже про недовольство забыла:

– Обалдеть... Нет, просто обалдеть. Как же так? Я тебя тогда точно не... то есть, ты мне нравился, конечно, ты вообще всем нашим нравился. Но вот я лично тебя просто боялась. Почему же тогда?

Алекс без лишних слов провел рукой по моему позвоночнику, сверху вниз и обратно, зафиксировал мой затылок и поцеловал, а когда я уже успела забыть свой вопрос, ответил:

– Зато я – да. Всегда. Кажется, с самого первого взгляда, – и снова поцеловал, прервавшись только для того, чтобы уточнить:

– Теперь все, или тебе еще что-то непонятно?

Мысли собирала в кучку по крупице, пытаясь сориентироваться в дебрях моего взбудораженного мозга. И, наконец, выхватив нужное слово, всполошилась: