Марина Ли - Школа Добра

– Кати, у нас был уговор. Разве нет?

Темная королева небрежно дернула плечиком, обтянутым белоснежной тканью и, потупив глазки, игривым шепотом:

– Вель, ты как маленький, честное слово... – и без какого-либо перехода, уже серьезно:

– Предлагаю всем пройти в дедушкин кабинет, пока гости не стали прислушиваться к нашей беседе.

– В дедушкин кабинет? – Александр презрительно фыркнул и покачал головой. – Мам, ты неоригинальна. Идем, солнышко?

И легонько подтолкнул меня к выходу. Стоит ли мне опасаться этого неоригинального кабинета? Или, может, сразу заорать на весь зал, привлекая всеобщее внимание? В конце концов, где-то же здесь мой собственный самый параноидальный в мире родитель, а уж он-то не даст меня в обиду.

– Все будет хорошо, – пообещал мне мой ректор, но я не почувствовала уверенности в его голосе. Ох, как же надоело это все.

Я бросила еще один взгляд на толпу гостей. Очень хотелось найти папу. Не то чтобы я сомневалась в возможностях Вельзевула Аззариэлевича, не то чтобы не верила Алексу, но если бы за моей спиной стоял еще и Волчок-старший, мне было бы как-то спокойнее. А потом Алекс увлек меня по коридорам темного дворца.

***

Не знаю, почему Александр обвинял свою маму в неоригинальности, потому что, будь «дедушкин кабинет» еще немного более оригинальным, меня бы точно хватил удар. А так я всего лишь лишилась дара речи, заработала тик правого глаза, ну, и ножки немного отнялись. Однако, это всяко лучше, чем удар, с этим, в принципе, можно жить.

Неизвестный художник с весьма нетривиальным видением мира украсил три из четырех лишенных окон стен комнаты своими картинами. Сюжет полотен не отличался разнообразием. На первой картине брюнетистый мужик, виду хмурого и брутального обнимал блондинку в коктейльном розовом платье, простеньком, но симпатичном. Она смотрела на него глазами цвета самого синего неба, а вокруг них по зеленому лужочку скакали пушистые глупые овечки и летали бабочки бешеной расцветки. Симпатичненькая такая пасторалька, я похожую в учебнике по живописи видела, только не помню, кто автор.

На второй картине все тот же мужик в колено-преклоненной позе лобзал ручки рыженькой дамочке с конопатыми плечами. Дама была в зеленом сарафанчике а-ля Дуная в поисках мужчины. Лобзаемая сидела на берегу живописной речушки, прислонившись спиной к рыдающей горькими слезами плакучей иве. Тоже ничего картинка, но про овечек мне больше понравилось.

Третье полотно рассказывало зрителям о неземной любви уже знакомого брюнета и брюнетки, которая просто до икоты была похожа на мое любимое темнейшество. Я немедленно сверилась с оригиналом, который только бровь раздраженно изогнул. Парочка же любовалась закатом. Женщина была в бордовом, мужчина нежно и трепетно держал ее левой рукою за попу.

Романтичненько так. И вообще, насыщенные красками картины, ничего не скажешь. И все бы хорошо, если бы не одно но: на всех картинах на описанном выше мужике не было надето абсолютно ничего. Всюду он был красив, мужественно гол и, говоря иносказательно, весьма решительно настроен.

– Только не говорите мне, что это и есть дедушка! – осипшим от удивления голосом выдохнула я, когда поняла, что все остальные не собираются комментировать эти шедевральные полотна.

Все присутствующие галантно промолчали, а я развеселилась:

– Слушайте, если это пресловутый дедушкин кабинет, то я до зарезу хочу посмотреть на другие его комнаты… Ой! Нет! Детскую! Хочу видеть детскую! Голенький розовенький Але...

– Лучшего времени, чтобы поязвить, ты не нашла? – перебила меня свекровь и по-свекровски на меня посмотрела. Не то чтобы я знала, как обычно смотрят свекрови... Ох, кажется, я снова о чем-то не о том думаю.

Александр ласково сжал мою ладошку и задумчивым таким тоном произнес:

– А правда! Я никогда не задумывался над этим в детстве, но почему тот талантливый художник оформлял только эту комнату?

Илиодор Сияющий Третий поддернул брюки на коленях и, искривив губы в тонкую линию, опустился на стул с высокой спинкой, который стоял у единственного окна.

– Не подозревал, что скверным характером можно заразиться. Видимо, ошибался.

Это что же? Это он меня так ненавязчиво на место поставил?

– Да-да! – кивнула я, одновременно вспоминая слова Тищенко, что уж если помирать, то обязательно под музыку, и уточнила:

– Вы уж поостерегитесь, ваше величество. В наши дни пожилой человек легко может подхватить всякую гадость.

Попыталась выдержать классическую пятисекундную паузу, но все-таки не утерпела и озвучила мысль, которая просто прожигала кончик языка:

– Некоторые несчастные, я слышала, иногда подхватывают даже мозг.

Светлый король, забыв про брюки и прическу, вскочил на ноги, и одновременно с этим легким движением прозвучал голос ректора Ясневского:

– Илюш, ну с ребенком-то ты не хочешь воевать? А если хочешь, то советую вспомнить, что этот ребенок теперь мой.

Про двух мам не знаю. А два папы – это здорово. И я заулыбалась во весь рот. Алекс же отреагировал на слова Вельзевула Аззариэлевича едва слышным хмыканьем.

– Все это весело, не спорю, – как-то подозрительно лениво сказал мой ректор. – Но давайте все-таки потренируемся в остроумии, когда все закончится. Пока же я хочу знать, прав ли я в своих подозрениях.

Пан Ясневский протянул ко мне руку и приподнял указательным пальцем рубин, затем изогнул бровь и поскреб по камню ногтем, словно ожидая, что он ответит на его вопрос:

– Эта штука теперь не снимается?

– Вель, это семейное дело…

– Я задал вопрос, студентка Волчок!

– Не снимается, – я-то и не собиралась этого скрывать, зачем смотреть на меня так, словно я на пересдачу по Общей магии иду. – Алекс пытался снять его в зале, когда я сказала, что камень жжется.

Сияющие за нашей перебранкой наблюдали с искреннем любопытством, удобно устроившись у окна, но в разговор пока не встревали.

– Жжется? Все время?

– Не все время…

– Не все время, не надо прибедняться! – темная королева, кажется, была искренне возмущена моим поведением. – Просто будь послушной девочкой, исполняй приказы хозяина буквально и неукоснительно, это несложно. И никакой боли не будет.

Я покраснела, Алекс побледнел, а Вельзевул Аззариэлевич просто опустил веки, спрятав от меня неожиданно полыхнувшую в черных глазах боль.

– Ничего такого. И уж точно ничего личного, – спокойно и рассудительно продолжила Катерина Виног. – Твоему здоровью ничто не угрожает. Мать моих будущих внуков должна быть здоровой. Нам просто был необходим маленький стимул. В конце концов, семь лет мои слова уходят в пустоту. Я даже просила тебя, Александр. И не один раз…