Антон Карелин - Книга Холмов

— Славно, славно, — вместе с кряхтением донеслось из-под стола. — Но отчего милосердная госпожа их сразу не усыпила? — поинтересовался староста, выползая оттуда.

— Потому что во время драки люди не внемлют зову сна, — улыбнулась Алейна, рассматривая его. — А когда охолонули от боевитости, и хотят, чтобы боль из ран утихла, сон получается в самый раз.

И повернулась к Анне, исцелять многострадальную руку.

— А вот отчего ты пришел сюда с демонессой, а теперь, вроде как, и не в ее власти? — подозрительно спросил Дик, становясь видимым и спрыгивая со стола.

— Я притворялся, луковый человек, — застенчиво объяснил староста и утер платком запачканный кашей лоб. — Ну куда мне под ее-то власть, в моем-то возрасте?

Дверь слетела с петель, Беррик с четвертой попытки выбил ее сильным плечом. Два мужика вломились в раскуроченную горницу, но, выполнив роль тарана, расступились и пропустили Марет. Девушка вошла по-хозяйски. На лице ее, как ни странно, не было и следа гнева, лишь удовольствие и живой интерес к происходящему.

— Кто это у нас, что за крикливые пташки? — спросила она.

— Мы не пташки, мы Лисы, — хмуро и с вызовом бросила Анна.

— И сейчас мы тебя вышвырнем из девчонки обратно под Холм, — пообещал Кел, указывая Алейне, чтобы молилась об изгнании.

— Да неужели, — расхохоталась юная красавица, — вот прямо вышвырнете?

— Чуждое миру, мерзкое телу, враждебное духу, изыди! — воскликнула Алейна. — Возвращайся в родную грань, покидай наш мир!

Демоница выпятила грудь, подставляясь под изгнание, но гневный и яркий луч света прошел сквозь нее и исчез.

— Ой, что такое? — изумилась девушка. — Не сработала молитва, может, твоя богиня не согласна, лиска? Не хочет меня из девицы гнать? В конце-концов, богиня жизни , а страсть и есть жизнь, цветок алеет, пора окунуться в любовь по самое горло, как же давно я не имела куски этой похотливой человечьей плоти, не утоляла судорогами горящую жажду НУТРАААААА.

Лицо ее деформировалось при этих словах, сквозь нежную кожу проступили резкие, нечеловеческие черты, отпечаток столь явных похоти, злобы и наслаждения собой и своей силой, что Лисы вздрогнули. Им доселе не приходилось встречаться с высшим демоном, а Ареана, даже пронзенная обелиском и заточенная под толщей Холма, даже в теле жертвы, пусть в десять раз слабее — оставалась сильна. Голос ее раздвоился, зазвучал отвратным, бурлящим грудным стоном.

Не говоря ни слова, Лисы бросились на нее. Жмякнуть тварь по нежной девичьей головке, вырубить. Связь одержимой с низвергом не прервется, но хотя бы делать она ничего не сможет, без сознания-то.

— ПАДИ! — хлестнула Марет таким голосом, от которого все фибры души, все связки внутренностей сжались в кромешном ужасе, и Лисы, как один, жестко попадали на пол, закрывая руками головы.

Легкий, издевательский смешок зазвенел, как колокольчик.

— Ах, как давно не было этих простых, милых сердцу утех, — сказала Марет таким невинным голосом, каким обычная девочка радуется сладости, красивому цветку. — Ну-ка, потискай меня, здоровяк.

Краткий всплеск парализующего ужаса быстро прошел. Лисы, чертыхаясь, пытались встать с пола, но если их воля сопротивлялась приказу Ареаны пасть и не подниматься, то вот ноги дрожали, бессильно разъезжались, словно испугались крепко и надолго…

Юница тем временем смаковала глубокий, долгий поцелуй от Беррика, сладко постанывая от удовольствия. Шершавая ладонь земляка мяла нежную девичью спину, вторая накрыла грудь, а преклоненный Бородач благоговейно целовал ее идеальную ступню.

— А ты чего прячешься, мышонок, выползай из норки, — промурлыкала Марет, отыскав взглядом выпучившего глаза золтыса и глядя на него, как на таракана, забавно склонив голову слегка на бок. — Что в тебе сильнее, отеческая забота о юном чаде своего племени, или жажда водрузить ручонки на податливую грудь, раздвинуть слабеющие ножки и втиснуть себя в узкое горлышко наслаждения?.. — она бесстыдно подставляла Беррику все более нежные округлости и все более жаркие изгибы своего, то есть, совершенно не своего тела.

— Оставь девчонку, дрянь, — побагровевший Кел сумел одолеть волю демоницы, нарушил ее приказ и встал, пошатываясь на слабых ногах. Вслед за ним поднялись и остальные Лисы.

Юная красавица глянула на них восхищенно и весело, и показала розовый язычок. От ее беззаботного и дружелюбного лица в голове происходил полный диссонанс, Лисы тяжело дышали, пытаясь преодолеть очарования владычицы, собраться с мыслями и предпринять хоть что-нибудь! Марет отвернулась от них с торжествующей улыбкой, и строго глянула на старосту.

— Чего молчишь? В твоем, с позволения сказать, теле, хоть что-то отозвалось при виде моих красот?

— Без сомненья, госпожа! — затараторил староста. — Твоя краса затмила мне очи, разожгла, ммм, желанье в членах… Твой лебяжий… стан…

— Лжец неверный! — глаза девушки вспыхнули, сузились, она отстранила ласкавших ее холмичей и окинула морщинистое лицо золтыса презрительным взором. — Мой вид не пробудил в тебе желания?! Старость не помеха страстному огню. Изо всех сил стисни чресла, почувствуй огонь в них и вспомни, был ли ты мужчиной хоть в молодости?!

— Не особо! — почти фальцетом выкрикнул совсем испуганный староста и на карачках ломанулся вон из горницы, в светлицу, под защиту спрятавшихся там матрон.

А вот Беррик и Бородач стояли к девушке вплотную, тяжело дыша, буравя ее фигурку тяжелыми взорами, словно готовые сорваться с поводков псы. Да и у Ричарда, внезапно заметила Анна, лицо покраснело, а на висках блестели бисеринки пота. Кел смотрел на все это в смятении, а Винсент с испуганной брезгливостью.

— Марет, моя жемчужинка в глубине земляцкой навозной кучи, — мурлыкала девушка, тонкими пальцами поглаживая свои роскошные светлые волосы. — Мы вдоволь наиграемся с этими пташками, которые мнят себя хитрыми лисами.

Алейна усмирила стучащие зубы и выкрикнула молитву изгнания снова, но и второй яркий луч прошил девушку насквозь.

— А вы настырные. Раскидали моих подданных, — с чувством произнесла красавица. — Что вы вообще себе позволяете?!

— Хмм, может у тебя крыша поехала, за триста пятьдесят лет под Холмом? — хрипло предположил Кел, растягивая секунды, чтоб остальные пришли в себя и сообразили, чего теперь делать. — Бабуся, ты правда считаешь, что тут Лендорф и местные землекопы твои верноподданные? Это Мэннивей, детка.

— Еще и сквернословишь, смерд, — она сладко улыбнулась. — Последний шанс, на колени и смиренно вымаливай, то есть, вылизывай прощение. Иначе умрешь в муках. Хотя, муки-то будут в любом случае, — девушка медленно провела языком по пухлой нижней губе.