С. Моргенштерн - Принцесса-невеста

– Испашка! Испашка! Испанец. Шрамы и всё что полагается, стреляный воробей.

– Путь берут всё что хотят; у нас нет ничего ценного, за что бы стоило бороться.

– Они не хотят у нас ничего красть , они хотят купить . Меня. У них там наверху труп, и они хотят чуда.

– Мертвецы всегда были твоей сильной стороной, – сказала Валери. С тех пор, как увольнение чуть не прикончило его, она ни разу не видела, чтобы он так старался скрыть своё возбуждение. Она изо всех сил пыталась не выдать своего собственного волнения. Только бы он снова взялся за работу. Её Макс был настоящий гений, они все вернутся, до единого пациента. Макс снова будет окружён почётом, и они смогут переехать из этой хижины. В былые дни это была хижина для экспериментов. Теперь это был их дом. – У тебя нет других планов на вечер, почему бы и не помочь им?

– Я мог бы, признаю, без вопросов, но что, если я сделаю это? Ты знаешь человеческую природу; они наверняка попытаются удрать, не заплатив. Как мне заставить гиганта платить, если он не захочет этого делать? Кому нужна такая печаль? Я отправлю их идти своей дорогой, а ты принесёшь мне чашечку вкусного шоколада. Кроме того, я был как раз на середине великолепно написанной статьи об орлиных когтях.

– Потребуй, чтобы они заплатили авансом. Иди. Требуй. Если они скажут нет, выпроводи их. Если согласятся, принеси деньги мне, я скормлю их лягушке, и они никогда не смогут найти их, даже если передумают и попытаются забрать их обратно.

Макс двинулся обратно к лестнице.

– Как много мне с них попросить? Я не совершал чудес – сколько, уже три года как? Цены могли взлететь до небес. Пятьдесят, как считаешь? Если у них есть пятьдесят, я подумаю. Если нет, им придётся уйти.

– Правильно, – согласилась Валери, и в ту же минуту, как Макс захлопнул дверь люка, она тихонько вскарабкалась вверх по лестнице и прижала ухо к потолку.

– Сэр, мы чрезвычайно торопимся, поэтому… – произнёс один голос.

– Не торопи меня, сынок, поторопишь волшебника – получишь никуда не годные чудеса, вам это надо?

– Значит, вы согласны?

– Я не сказал, что сделаю это, сынок, не пытайся давить на волшебника, не на этого; ты давишь на меня – ты уходишь отсюда, сколько у вас есть денег?

– Дай мне свои деньги, Феззик, – снова произнёс тот же голос.

– Вот всё, что меня есть, – пророкотал глубокий голос. – Ты посчитай, Иниго.

Последовала пауза.

– У нас есть шестьдесят пять, – сказал тот, которого назвали Иниго.

Валери уже была готова захлопать в ладоши от радости, когда Макс сказал:

– Я никогда в жизни не работал за столь низкую плату; вы, наверное, шутите, извините меня ещё раз; мне надо отрыгнуть свою ведьму; она уже поела.

Валери поспешно вернулась к своим углям и подождала, пока Макс не присоединился к ней.

– Не выйдет, – сказал он. – У них всего двадцать.

Валери помешала в печке. Она знала правду, но боялась сказать об этом, и потому попробовала другую тактику.

– У нас почти закончилась шоколадная пудра; двадцать очень помогли бы нам завтра у обменщика.

– Нет шоколадной пудры? – переспросил Макс, видимо расстроенный этим сообщением. Шоколад был одной из его любимых вещей, сразу после капель от кашля.

– Может быть, если у них хорошая причина, ты сможешь согласиться на работу и за двадцать, – сказала Валери. – Узнай, зачем им нужно чудо.

– Они наверняка солгут.

– Попробуй россказни кузнечных мехов, если сомневаешься. Слушай: я не хочу, чтобы на моей совести осталось сознание того, что мы не сделали чудо ради хороших людей.

– А ты настойчивая женщина, – сказал Макс, но пошёл обратно наверх. – Ладно, – сказал он тощему. – По какой такой особенной причине я должен из сотен людей, докучающих мне каждый день ради моих чудес, выбрать именно этого парнишку? И, поверьте мне, это должна быть стоящая причина.

Иниго собирался ответить: «Чтобы он мог помочь мне убить графа Ругена», – но этот повод вряд ли мог поразить своенравного волшебника, ведь он не был направлен на благо всего человечества, поэтому он сказал:

– У него жена и пятнадцать детей, им нечего есть; если он останется мёртвым, они будут голодать, поэтому…

– О, сынок, ты такой лжец, – перебил его Макс, направился в угол и достал огромные кузнечные мехи. – Я сам спрошу его, – пробормотал он, поднимая мехи и направляя их на Уэстли.

– Он труп; он не может говорить, – сказал Иниго.

– У нас свои способы, – только и ответил Макс, засунул огромные мехи глубоко в глотку Уэстли и начал качать воздух. – Видите ли, – объяснил он, не прекращая качать, – есть разные виды мертвецов: в некотором роде мёртвые, по большей части мёртвые, и совершенно мёртвые. Этот парень только в некотором роде мёртв, а значит, в нём ещё есть память, остатки разума. Иногда, приложив немного давления здесь и там, можно получить результаты.

Уэстли начал слегка надуваться от всего воздуха, что в него накачали.

– Что вы делаете? – спросил Феззик, начиная расстраиваться.

– Ничего особенного, просто наполняю его лёгкие; обещаю, что это ему не повредит. – Через несколько секунд он перестал работать мехами и заорал Уэстли прямо в ухо: – ЧТО ТАК ВАЖНО? РАДИ ЧЕГО СТОИТ ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД? ЧТО ЖДЁТ ТЕБЯ ЗДЕСЬ? – Макс вернул кузнечные мехи в угол и достал бумагу и ручку. – Должно пройти некоторое время, чтобы он отозвался, поэтому пока вы могли бы ответить мне на несколько вопросов. Как хорошо вы знаете этого парня?

Иниго не слишком хотелось отвечать на этот вопрос, поскольку странно было бы признать, что при жизни они встречались лишь раз, да и то сражаясь на дуэли до смерти.

– Что именно вы имеете в виду? – ответил он.

– Ну, например, – сказал Макс, – он боялся щекотки или нет?

– Щекотки? – сердито взорвался Иниго. – Щекотки! Дело жизни и смерти, а вы говорите о щекотке!

– Не кричи на меня, – взорвался Макс в ответ, – и не смей насмехаться над моими методами – временами при должном применении щекотка способна принести невероятные результаты. Однажды у меня был труп, хуже этого парня, он был по большей части мёртв, и я щекотал и щекотал его; я щекотал его ноги, и подмышки, и рёбра, и достал павлинье перо и щекотал ему пупок; я работал целый день и целую ночь, и на следующее утро на рассвете – на рассвете, заметьте – этот труп сказал: «Я ненавижу это», – и я спросил: «Ненавидишь что?» – и он ответил: «Когда меня щекочут; я вернулся обратно из мёртвых, чтобы попросить тебя перестать», – и я сказал: «Хочешь сказать, что то, что я делаю сейчас павлиньим пером, раздражает тебя?» – и он сказал: «Не представляешь, насколько», – и я, конечно же, продолжал задавать ему вопросы о щекотке, заставляя его говорить со мной, отвечать мне, ведь, мне не стоит и напоминать вам об этом, как только труп достаточно увлечётся разговором, ваша битва наполовину выиграна.