Андрей Валентинов - Рубеж

— Ты не бойся, батька. Хорошо? Хорошо.

— И они пусть не боятся. Ты скажи им: пусть не боятся, ладно? Ладно.

И с запаздывающим ужасом в меня врывается: Денница говорит не о собравшихся на площадке донжона.

Он говорит о Князьях-в-небе, о бейт-Малахах.

Пусть не боятся.

А под нами захлебывается воплем и скрежетом замок-медальон.

Старый, очень старый человек…

Нет!!!

Только не сейчас…

Тишина вздрогнула под ногами, изумившись собственному существованию. Покатилась вниз, шурша ступенями; разбилась о стены далекого холла судорожным вскриком, вдребезги, в куски; и снова — тс-с-с!

Стук в дверь.

Изнутри; вежливый, деликатный стук костяшками пальцев.

— Князь Сагор желал бы осведомиться: готов ли Логин Загаржецкий, наместник Чужого Венца, скрепить подписями условленный договор? Пауза. И снова:

— Повторяю: князь Сагор желал бы…

Решительно отстранив есаула, кинувшегося было шептать на ухо советы, сотник Логин делает мне знак. Отворяй, мол! чего уж теперь…

Рука разжимается с неохотой. Птенец маленькой ладони выпорхнул на волю; Денница гладит меня по плечу и отходит к остальным, где рядом с ним сразу становится панна сотникова.

Иду открывать.

Засов.

Скрипят петли. Вот они, трое, медленно выбираются из проема. Герой Рио, безуспешно стараясь не бряцать латами, и коренастый спутник героя, чьи глазки-маслинки целиком утонули под косматыми бровями (Хоста? нет, не похож!), поддерживают с двух сторон под руки…

Не сумев задавить порыв, сотник коротко, по-конски всхрапывает от удивления за моей спиной.

Я понимаю сотника без слов. Если тот глубокий, древний старец, то воплощение немощи, которое только что вывели на донжон, и есть князь Сагор, владыка гибнущего Сосуда… Полагаю, Логин видел его совсем другим; и не далее как сегодня.

«Скоро — завтра…»

Слова моего сына погребальным колоколом отдаются в душе. Сквозь редкие, вылезающие целыми прядями волосы князя просвечивает кожа: неприятно розовая, с синюшными пятнами, будто у покойника. Движется он странно — шагнет рывком и затем подтаскивает одну ногу к другой, шаркая подошвой. Вместо лица стынет череп, тесно облепленный восковым пергаментом: торчат скулы, выпятились наружу беззубые десны, подбородок клином… Сагор почти висит на сопровождающих — а там, в глубине, на лестнице, тускло блестят панцири гвардейцев, перекрывших дорогу.

Воистину гвардия умирает последней… предпоследней.

Отступаю в сторону; опускаю взгляд. И вижу: с каждым шагом, с каждым движением князя, намертво зажатая в сухих пальцах, схваченная не за волосы, а почему-то за ухо, болтается —голова.

Пустая, мертвая, бессмысленная голова пана Мацапуры-Коложанского.

На следующем шаге князь Сагор, словно ощутив мой взгляд, трудно дергает плечом. Пальцы разжимаются с отчетливым хрустом, и голова катится к сапогам сотника Логина.

Остановилась. Уставилась на радугу стеклянным глазом.

— Это… — хрипит старец и давится собственным хрипом.

— Это не имеет никакого значения, — бесстрастно переводит герой Рио, и молчит его бровастый спутник, лишь кивая в такт. — Никакого значения.

Господин сотник согласен подписать договор?

Свободной рукой герой достает из-за пояса свиток, красиво перевязанный ленточкой. Оставляет князя на попечение бровастого; ногтями цепляет узел.

— Вот, прошу… а это перо и чернильница…

Стою у самых зубцов, под розовым сиянием. Жду. Вижу: женщина-Проводник легонько подталкивает маленького княжича в спину — иди, мол, иди к отцу! не бойся! Ребенок судорожно мотает головой и вдруг отворачивается, вцепляется в женщину испуганным котенком… зарывается лицом в ее одежду.

Сале Кеваль молчит, и слезы текут по некрасивому, но прекрасному лицу женщины, отливая радугой.

Но сотник Логин уже оправился от первого потрясения. — Пан Ондрий! а иди-ка сюда! Ну, подставь спину взамен стола…

Есаул послушно сгибается в смешном, нелепом поклоне, и развернутый свиток ложится на спину пана Ондрия. Герой мигом подает сотнику перо, заблаговременно обмакнув расщепленный конец в чернильницу. Отсюда мне видно: княжеская подпись с завитушками уже красуется на документе. Происходящее кажется сном, дурным сном без надежды на пробуждение-я не знаю, что делать, и должен ли я делать хоть что-то… я ничего не знаю.

«Батька, ты стал совсем большой… батька, ты мне готовишь подарок, да?..»

Да.

Наверное.

А вверху пляшет радуга, потому что приговор вынесен и заступника нет.

Логин не спешит подписывать.

Шевеля губами, сотник внимательно читает текст договора, пользуясь возможностями законной визы. Внимательно, но медленно, очень медленно… слишком медленно.

И князь, окончательно обвиснув на бровастом, понимает это.

Ему не дожить до подписи. Ему не дожить до перехода через Рубеж. Ему вообще не дожить… Я чувствую боль: на груди растревоженной язвой бьется в медальоне рубиновый паучок, ища выхода, — и вскоре до меня доходит, куда устремлен блеклый взгляд князя Сагора.

Он видит медальон.

Он понимает.

И не может больше ждать, резко кивая своему герою в мою сторону.

— Заказ! — вырвалось умирающим, изодранным в кровь воплем ночной птицы. — Заказ!.. Большой…

Я опаздываю.

Летней ночью, на жаре кромешной, метелью обожгло:

— …Батька! Лети… лети, батька!

Визг проклятого ребенка слился с порывом налетевшего сбоку, предательски, ветра. Проморгавшись, Сале увидела совсем рядом с собой героя Рио — тоже в седле. Князь не ошибся в выборе: сдерживая пляшущего жеребца, герой показывал женщине пойманный на лету золотой медальон..-

Они ударили одновременно: память и узкий клинок героя.

Никто не успел понять; никто не успел вмешаться.

Видимо, Рио только и ждал условного знака, потому что мгновенно выхватил меч. Он и впрямь умел двигаться между секундами, этот странствующий герой, лучший из немногих, — знатоки, рекомендовавшие его, не солгали. Застыл с пером в руке сотник Логин, не успел разогнуться скрюченный в три погибели есаул; тускло мерцали чудные глаза каф-Малаха, погруженного в свои раздумья.

А острие меча уже скользнуло гадюкой по груди Блудного Ангела…

Прильнуло; отпрянуло. Не удар, не смерть — поцелуй.

Игра-любовь.

Сорванный медальон, тесно обвившись цепочкой вокруг клинка, драгоценной искрой мелькнул в воздухе. Птичья лапа мастера, вытекшего почти совсем, метнулась было навстречу — достать! выпить!..

Не достала.

Он очень сильно толкнул женщину, бросившись вперед, — Консул Юдка, Заклятый-Двойник; он сбил Сале с ног, вынудив больно удариться коленями потому что сейчас ему было не до женщин на его безумном пути.