Робин Хобб - Странствия Шута

Я оставил её комнату и блуждал по коридорам, пока не добрался до своего разрушенного кабинета. Войдя, я сначала хотел развести огонь в очаге и упорядочить свои мысли, записав их. Вместо этого я открыл секретную дверь и вернулся в маленькую тайную комнатку Пчелки. Когда я повернулся, чтобы зайти туда, Уит подсказал мне, что там кто-то меня ждет. Во мне проснулась надежда, но я увидел всего лишь маленького чёрного кота, обиженно моргающего из-за света моей свечи. Он беспечно свернулся в клубок на подушках, приняв меня за навязчивого, но неважного гостя. Мы посмотрели друг на друга.

Её здесь нет.

Ее - Пчелки?

Девочки, которая пообещала мне рыбу и сосиски, если я буду ловить для неё мышей и крыс.

Я сдержал своё нетерпение.

Её похитили. Ты знаешь что-то о людях, которые это сделали?

Они забрали всю рыбу. И сосиски тоже.

Я заметил. А ещё?

От некоторых из них воняло. От некоторых нет.

Я подождал. Сами по себе кошки обычно очень разговорчивы, но им не нравится это в других. Кошки любят слушателей. Но когда он посидел некоторое время, рассматривая меня, я спросил:

Что-то ещё?

Они пришли за ней. Те, кто не вонял.

Что?

Между нами легла тишина. Мой вопрос остался без ответа. Наконец я сказал вслух:

— Интересно, всю ли рыбу и сосиски они нашли? Наверное, лучше сходить в кладовую и проверить.

Я взял свою частично сожженную свечу и оставил его, прокладывая путь дальше по запутанным переходам. Я переступил через погрызенный хлеб, поднял одну из упавших свечей и зажёг её от своей, почти сгоревшей. На ней были следы мышиных зубов, но она не сильно пострадала. Я прислонился ухом к двери, прежде чем открыть её и войти в кладовую. Мешки с фасолью, горохом и зерном стояли нетронутыми. Захватчики взяли только мясо и рыбу, две вещи, запасы которых каждый путник стремился пополнить при первой возможности. Мог ли я сделать из этого какие-то выводы?

Все забрали. - Подтвердил кот.

— А как ты относишься к сыру? Или маслу?

Кот бросил на меня оценивающий взгляд. Я закрыл дверь, ведущую в лабиринты, и спустился по короткой лесенке в холодильную комнату, облицованную камнем. Здесь на полках стояли глиняные горшки с летним маслом и лежали круги сыра. Либо это не пришлось по душе захватчикам, либо они не нашли этой комнаты. Я снял с пояса нож и отрезал ломоть сыра. Когда я сделал это, то осознал, что голоден. Я устыдился этого. Мой ребёнок и леди Шун пропали из Ивового Леса. Какие-то злодеи увезли их в холод и темноту. Как мог я чувствовать настолько обычную вещь, как голод? Или сонливость?

Но я мог.

Я отрезал ещё один щедрый ломоть и вернулся на кухню. Кот последовал за мной, и когда я сел за стол, запрыгнул на него. Он был симпатичным, очень аккуратная чёрно-белая шерстка, само здоровье, если бы не изгиб на хвосте. Я отломил немного сыра от своего куска и положил перед ним. К тому времени, когда я вернулся за стол с хлебом и кружкой эля, он уже съел его и подтянул к себе второй кусок. Я не стал уделять этому внимания. Мы ели вместе, и я пытался быть терпеливым. Мог ли кот знать что-то ещё, что помогло бы мне?

Он закончил с едой раньше меня и начал умывать усы и мордочку. Когда я поставил кружку на стол, он остановился и посмотрел на меня.

У тех, что не воняли, вообще не было запаха.

По моей спине пробежали мурашки. Лишённый запаха , так когда-то мой волк называл Шута. Потому что у него не было запаха. И он был невидим для моего Уита. Так ли обстояло дело со всеми Белыми?

Когда они нашли её, они перестали убивать. Им нужна была только она. И ещё другая.

Я старался не выглядеть слишком заинтересованным. Я встал и вернулся в холодильную комнату. Я принес еще сыра. Я сел за стол, отломил внушительный кусок и положил его перед котом. Он посмотрел на него, а потом на меня.

Они взяли женщину.

Леди Шун?

Я не обращаю внимания на человеческие имена, но возможно.

Он наклонился, чтобы поесть сыра.

— Девочка, которая обещала тебе рыбу и сосиски… они ранили её?

Он доел кусок сыра, сел и внезапно решил почистить когти на передних лапах. Я ждал. Затем он посмотрел на меня.

Однажды я её поцарапал. Сильно. Она приняла это. - Он взялся за оставшийся сыр. - Она боится не боли.

Я не знал, должно было это меня утешить или напугать. Я оставил его доедать и вернулся в кабинет. Мальчик не шелохнулся, когда я добавил в огонь последние дрова. Со вздохом я взял мокрый плащ Чейда и фонарик, который раньше забрал у слуги. Я зажёг его и спустился вниз по коридору.

Моей целью было принести еще дров, но когда я вышел в ясную ночь, мой разум прояснился. Холод пробрал меня, и вялость, окутывавшая мой мозг, уменьшилась до чисто физического дискомфорта. Я прошёл к руинам сгоревших конюшен. По пути я пересек дорогу перед Ивовым Лесом. Недавно выпал снег. Следов не осталось. Я описывал широкие круги вокруг конюшен, а затем между конюшнями и домом в поисках следов саней. Но свежий снег замел все следы, оставив только небольшие углубления. Следы беглецов были неотличимы от следов карет и телег нашего хозяйства. В темноте я прошёл до дороги в сторону Ив. Где-то здесь ранили Пера и схватили Пчелку. Но я не увидел ничего, что говорило бы о любом из этих событий. Я нашёл следы моей лошади и Сидвелла. Больше никаких. Много дней никого не было на этой дороге. Снег и ветер сгладили все отметины налетчиков так же тщательно, как их магия — воспоминания моих людей о том дне.

Какое-то время я стоял, глядя в темноту, и ветер пробирал меня до костей. Куда и зачем они забрали моего ребёнка? Какой смысл быть принцем, если ты беспомощен как любой бедный бастард?

Я повернулся и медленно пошёл в сторону поместья, с чувством, что иду навстречу холодному ледяному шторму. Я не хотел туда. С каждым шагом я чувствовал себя всё более разбитым. Медленно я подошёл к кипе дров и набрал за пояс плаща столько, чтобы хватило на ночь. Я еле волочил ноги, поднимаясь по лестнице собственного дома.

Кориа, первый Служитель, написал о своем Белом Пророке следующее: «Он не был первым, кто пришел, как не будет и последним. Ибо каждому поколению дается один, который ходит среди нас и, в силу своей способности видеть все возможности, ведет нас к наилучшему будущемуиз всех возможных . Я избрал называться его Слугой и записывать сны моего бледного господина, а также вести счет способам, которые он избирает, чтобы сделать извилистый путь прямым и безопасным».

Таким образом, Кориа стал первым, кто назвал себя Служителем. Некоторые полагают, что он также был Изменяющим Тэрубата. Что касается данного предположения, то записи того дня настолько отрывочны, что Служитель считает его безосновательным.