Беттина Белитц - Дьявольски рисковый (ЛП)

- Лоусi? Ну, маленькая Лоусi. Лоусi? Ты чуеш мяне?

Да, я слышала. Но не хотела этого. Любой звук был для меня уже слишком. Моя голова ... и моя рука ...

- Давай, уставай. Не можаш? Асцярожна, я табе дапамагу.

Две воняющие ладаном руки скользнули под мой живот и осторожно подняли вверх, пока я не смогла сидя, облокотиться на жирные кожаные штаны Шака.

- Прыйшла ў сябе? Што тады глядзіш так не добразычліва? Напілася?

- Нет. - Ой-ой, как сильно меня тошнило. Говорить сейчас было плохой идеей. - Нет, не напилась. Я ... упала с крыши.

- Ўпала з даху? - Смех Шака распространялся как журчание в сточной трубе. - Ўпала з даху ... ай-ай ...

Он ударил себя, забавляясь, по ляжкам, сотрясение, которое совсем не понравилось моей руке. Правой рукой я задрала вверх рукав пуловера и взглянула на участок, причиняющей мне боль. Сразу же у меня снова потемнело в глазах. Это был неоткрытый перелом - но сломанные кости выпирали из под кожи, так что хорошо были видны - как будто из моего запястья вырос пришелец.

Я снова надвинула на него рукав, чтобы Шак не заметил травму, и заскулила от боли. Даже ветер причинял боль, не только на голове и на руки, а везде, на всём моём теле.

Как долго я собственно лежала здесь? Я ещё слабо помнила о том, что обязательно хотела потерять сознание. Потерять сознание было очень практично, когда упал. Потому что лежа без сознания не чувствовал боли. Моё желание по-видимому исполнилось.

Но потеря сознания, должно быть, длилась только несколько минут, не то я совершенно бы замёрзла. То, что именно Шак подобрал меня здесь, только несколько сотен метров от нашего дома, было счастьем в несчастье. Кто-то, как он, даже не думал о том, упала ли я и должна ли была быть предупреждена спасательная служба. Может быть, для него в этом не было ничего особенного, лежать ночью на улице и быть больше не в состояние двигаться.

Почему собственно я упала? Окончательный прыжок был ведь действительно несложным. Я посмотрела на себя вниз. Мой живот от лежания на асфальте стал мокрым; я выглядела так, будто написала в штаны. Да, конечно, дождь ... Дождь и пластмасса. Разве Сеппо не проповедовал нам это достаточно часто? Что при каждом погодном условии, преобладают другие обстоятельства? А дождь, особенно замерзающий дождь, мог быть опасным для жизни? Буквы неоновой вывески были такими скользкими, словно каток.

Но теперь было уже поздно, чтобы злиться. Я должна была пойти в комнату для репетиций. Потом я могла охотно снова потерять сознание, однако предпочтительнее в моей кровати. Шак постепенно успокоился и посмотрел мне мутным взглядом в лицо. Он казался немного озадаченным, хотя уголки его губ казалось всё ещё, забавляясь, дёргались. Я собиралась как раз попросить его, не сможет ли он отвезти меня в комнату для репетиций - одной рукой я смогу держаться при езде на Веспе, когда его глаза расширились, а рот образовал немое О.

- Вось гэта да ... ... крута ...

- Что? - Это была уже не я, на кого он уставился. Он смотрел мимо меня. Я повернулась. Что там можно было увидеть, посреди ночи в Людвигсхафене? Ничего. Нет, там ничего не было. Мокрая, пустая улица, полные мусорки, слабо освещённые витрины.

- Карабель! - воскликнул Шак и указал в никуда. - Велізарны! Велізарная лодка! Обалдеть!

Ладно. Очевидно, я была здесь единственная в своём уме, не смотря на то, что ударилась головой и у меня перед глазами всё ещё летали танцующие звёздочки. Шак видел вещи, которые были не реальны. Например, корабли. Должно быть, он что-то принял. Это не особо успокаивало, потому что я чувствовала себя очень плохо, но с другой стороны, из-за этого, я почувствовала себя каким-то странным образом с ним связанной. Я знала, как это было, видеть вещи, которые другие не видели.

- Чудно, - поэтому сказала я только. - Сногсшибательный корабль. - Левой рукой я схватилась за его плечо и поднялась на дрожащие ноги. То, что он повезёт меня на Веспе к комнате для репетиций, было исключено. Не тогда, когда он видел корабли в Хемсхофе. Мы пойдём пешком.

Несколько секунд мне пришлось бороться против позывов рвоты в моём горле, такой сильной была боль в голове и руке и головокружение, потом я решила, что могу идти.

- Пройдём к комнате для репетиций? Шак?

Посмеиваясь, он повернулся ко мне.

- Да пакоі для рэпетыцый ... да пакоя для рэпетыцый. Ах да ... - Как маленький ребёнок, он взял меня за руку - к его счастью за правую, а не левую. Я не забрала её, хотя чувствовала к нему отвращение. Но его близость заставляла боль отодвинуться немного на задний план. Я только надеялась, что по дороге меня никто не увидит, кто ходил в нашу школу, и тем более ни один из учителей. Но была ночь четверга - кто в такое время ещё разгуливал по улицам?

Марш к Лагерплатцвег был испытанием и длился даже ещё дольше, чем принудительные прогулки по лесу, которые бабушка Анни раньше предпринимала со мной - не из-за моих ранений, а из-за Шака, который постоянно останавливался, чтобы посмотреть, был ли корабль ещё там. Когда после пяти поворотов он больше не мог его видеть, он чуть не расплакался.

- С кораблём всё в порядке, - утешила я его и начинала всё больше сомневаться в том, бодрствовала ли я или спала. Но такие сильные боли я ещё не чувствовала не в каком из моих снов. Должно быть, я не спала.

- В комнате для репетиций тебя точно ждёт следующий. - Корабль ... и ангел-хранитель. Буду надеяться, что ангел-хранитель!

Незадолго до цели на Лагерплатцвег меня покинули силы. Мне стало так плохо, что я со спазмами рвоты опёрлась на одну из стен.

- Я ж бо казаў, ты напілася ... - Шак добродушно похлопал меня по плечу, из-за чего у меня на глазах выступили слёзы. Если бы мне было не так плохо, я бы ударила его в пах. Я подождала, пока мой желудок успокоился, и снова взяла Шака за руку, потому что мне был нужен кто-то, кто бы меня поддерживал, чтобы можно было спуститься по крутой лестнице вниз. Между тем я видела всё раздвоено и размыто. Я должна была положиться на то, что Шак не чувствовал себя точно также и что он, целой и невредимой, спустит меня вниз, хотя шансы были не велики.

Но нам удалось спуститься без падений и дополнительных сломанных костей. Как только Шак распахнул дверь в комнату для репетиций, я прошла, качаясь к дивану и повалилась, дрожа на мою здоровую строну. Боль в моей руке и голове объединилась, одна единственная огненная линия от мизинца до лба.

Теперь я также почувствовала, как тонкая струйка крови потекла по виску. Поэтому спрятала на всякий случай голову под капюшоном, прежде чем поднялась по спинке дивана наверх и проковыляла в сторону монитор-колонки. Одним рывком я отдёрнула занавес.

Вид Леандера чуть не отнял у меня последние силы. В неестественно кривой позе он лежал в своей нише, рядом с собой пустая бутылка из под пива и пепельница, в которой была зажата не сигарета, а косяк. Я знала косяки только из фильмов и рассказов, но это должна был быть он. Теперь Леандер ещё курил наркотики ... Он что, хотел убить себя сам, прежде чем это сделает бригада? За мной Шак подключил свою гитару и начал выбивать из неё неправильные аккорды.