Любовь Колесник - Витязь. Содружество невозможных

У станка между тем разворачивалась отменная движуха. Сюда понемногу подтягивались другие фрезеры — бесплатное зрелище в рабочий полдень всегда было лакомым. Тем паче Мастер Войны нашел наконец штангенциркуль и с его помощью пытался объяснить Михалычу, что надо делать. Мужикам стало еще веселее, они наперебой пытались угадать слова, галдеж поднялся страшный. Котов явственно услышал, как из уст инопланетянина вылетело экспрессивное и совершенно русское выражение.

Котов очень хорошо помнил, где именно тот набрался таких слов.

В поезде.

С урками.

Котов занервничал.

Мастер Войны — тоже.

— Я не могу объяснить! — отчаянно воскликнул он. — Я должен сделать сам!

Мужики присвистнули и утихли. Сказать такое, когда за дело брался Вадим Михайлович Цах, было страшной крамолой.

— Ишь… а ты умеешь?

— М-маатерь матери моей, — врастяжку проговорил Мастер Войны, злобно щурясь, — в оружейных ремеслах была первой…

— Освобожденная женщина Востока! — встрял с пояснением Котов.

«Достанешь пистолет… я тебя… этим клапаном…» — крутилось в голове.

— А сделай, — с прищуром ответил маститый фрезер. — Вставай за станок.

И он встал.

С видом высокомерным и сосредоточенным, как за штурвал звездного корабля для истребления жизней и миров. Только что у штурвала наверняка не было ни отработанного масла, ни стружки, цепляющейся за длинный подол…

Весь внешний вид инопланетянина был вызовом не только фрезерному делу, но и самому понятию техники производственной безопасности: реющие полотнища одежд и неприбранные волосы до пояса. Серега Леонтьев, оттерев руки о робу, полез в карман за телефоном.

— Щас его за эти патлы в шпиндель затянет, я в «Одноклассники» выложу, — пообещал он.

Но Мастер Войны так просто сдаваться не намеревался. Оглядев станок, он отступил на шаг и быстрыми движениями унял свои рукава, замотав их на запястья ловко и быстро, как дембель мотает портянки. А еще — вытянул ворот и крутнул его вокруг головы, прибирая волосы, а заодно — и нижнюю часть лица. Полез под свои юбки, вытащил пачку сигарет, зажигалку. Ловко подоткнул сигарету под импровизированную маску и предложил курева Михалычу.

Тот напрягся. Рука замерла над ровным строем папирос.

— Ну, давай, точи, ниндзя херова, — скептически проговорил он, подкуривая с его рук.

Вокруг станка собралось еще больше зевак. Серега Леонтьев принес разных сверл, резцов, вывалил на станину. Мастер Войны напялил защитные очки, что довершило совсем уж феерическую картину. Кто-то уже делал ставки, замелькали вспышки телефонов. Котов побежал к заводским блогерам — убалтывать их не палить контору. Такие снимки очевидно не должны были увидеть свет. Это ж не дракон какой…

Работа пошла. Мужики оживились. Чудной типчик на удивление ловко снимал фаску.

— Может!

— Диаметр, диаметр поменьше бери, ловчей пойдет!

— Это у вас в Узбекистане все фрезеры такие?

Голоса галдели наперебой. Инопланетный воитель только сильнее сжал губы на папиросине. Молчание давалось ему каким-то чудом.

Но тут деталь нехорошо потемнела, стружка от нее пошла иссиня-черная. Это переполнило и без того неглубокую чашу терпения господина Мастера Войны. Он плюнул курево и бросился на Серегу, мешая свои родные проклятья со свежевыученным производственным лексиконом и щедро добавляя блатного:

— Ты! Проклятый хаттунгаф итту! Туды тебя в качель! Подсунул… нехороший инструмент, падла!

— Мальчики, не ссорьтесь! Мальчики, не ссорьтесь! — причитал Котов, пытаясь их разнять и высматривая, не покажется ли из алых складок пистолет.

Обошлось.

Острый взгляд Тайтингиля приметил, как отбитый из инопланетного захвата Серега понурился и отдал какому-то парню мятую тысячерублевку.

— Не дело чести спорить на неудачу другого. В этом искажение, — тяжело сказал эльф. — Сейчас… То время, когда нам всем нужно бороться со злом в себе.

Стоявший в сторонке старый фрезер услышал его. Вздохнул.

— Это да, — сказал. — Это верно. А ну, ребят, хватит гоготать. Разойдитесь, черти! Слышь, как тебя там, эмират. На вот, мои резцы бери. И сигарету хоть на хорошую, что ж ты этой поганью травишься, не война, чай…

— Война, — тихо сказал Тайтингиль. — И вы не представляете какая…

Мастер Войны шагнул за порог цеха, разматывая с лица тряпицы. При этом он что-то говорил, негромко, но с неописуемым и глубоко недобрым торжеством. Впрочем, через ткань не было слишком понятно, что именно.

— Что? — чуть наклонился к нему Котов. И сразу отпрянул. Из витиеватой тирады он — и то не все слова знал.

— Разве у детали есть рот? — серьезно спросил Тайтингиль. Остроухий, он расслышал больше. — И вообще: как можно? Деталь — в рот? Вот так?

— Деталь, — сказал Мастер Войны. — Она. Сталь. Корабль. Деталь.

— Модель, — задумчиво прибавил Тайтингиль. — Модель — он? Я?

— Вот же вы лингвисты, — закряхтел Котик. — Ты никогда не выучишь этот язык, витязь, точно тебе говорю. Просто не думай. Забудь и не думай.

— Хорошо, — с достоинством кивнул эльф. Тем более что от подобных манипуляций с деталью, о которых он услышал от белоглазого воина, явственно попахивало темной ворожбой.

— А я? — протянул Мастер Войны, любуясь творением рук своих, угвазданных мазутом.

— А ты, считай, выучил. Только я умоляю тебя — ни с кем не говори этих слов. Ни с кем. Даже с корешем… ох, со своим должником, с Васей, Васей Бр-р-рови, нну… ты же уважаешь наши традиции? Вот, при людях… при разумных существах этих слов говорить никак нельзя. Они применяются только для повышения производительности труда. Ты понял?

Инопланетный воитель, только что выполнивший деталь как минимум на пятый разряд, задрал нос и прикурил «Альянс» с фильтром, выданный Вадимом Михайловичем.

Жизнь начала налаживаться.

В «амароке» помолчали.

Машина споро поедала ровные километры хорошего шоссе.

— Что теперь? — не удержался Котик. — Завтра у Алины день рождения. Мы что же… сейчас… приделаем деталь и стартуем? А?..

Эльфу было все равно где сидеть — спереди или сзади, и потому сейчас он вытянулся поперек всех задних сидений «амарока», неотрывно вглядываясь в зеленые просторы не слишком застроенной трассы. Профиль четко выделялся на фоне неба, несколько прядей длинных волос полоскались за машиной, как тонкий вымпел. Тайтингиль вспоминал давнюю поездку с Котовым. Озеро… Свои первые дни в этом мире, ощущения от колкого, едкого воздуха, мельтешения огромного людского муравейника, потрясение от местных нравов, удивление от быта, от суетности и пустой пестроты местной жизни. Всей душой, со странными, смешанными чувствами он ощущал, что приходят его последние дни здесь. Сумеет ли он вернуться — он не знал.