Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези. Книга вторая

Конечно. Так и было. Различие культур и никакой враждебности.

Я вспомнила холодное лицо эльфа и высказанные мне прежде срока соболезнования и сжала под столом кулак.

— Так что мне сказать эльфам? — спросил Оливер, чувствуя, что пауза затягивается.

— Скажите, пусть идут в задницу, — выговорила я четко.

— Элизабет! — возмущенно воскликнула леди Райс. — Разве так можно?

— Простите, леди Пенелопа. Я имела в виду, что им не помешало бы заняться исследованием толстого кишечника, но прежде отыскать туда вход и ненадолго задержаться.

— Так-то лучше, — одобрила наставница. — Но над формулировками все же следует поработать.

Милорд Райхон поглядел на нас обеих по очереди и кивнул своим мыслям.

— Я предвидел подобный ответ, — сказал он мне. — Хоть и надеялся, что он будет звучать мягче. Но с вами еще кое-кто хотел побеседовать.

— Кто же? — осведомилась я без интереса.

— Ваш отец. Он телефонировал мне вечером, и я обещал, что с утра организую вам разговор.

С этого и нужно было начинать, а не с каких-то там эльфов!

Для разговора пришлось переместиться в кабинет ректора.

Оливер подошел к телефонному аппарату, снял трубку, но тут же вернул на рычаг.

— Элизабет, прежде я должен сказать вам…

Я подумала, что он выбрал не лучшее время для объяснений, однако, с оглядкой на установки Мэйтина приготовилась их выслушать.

Но, к счастью или не нет, то, о чем он хотел поговорить, носило исключительно деловой характер.

— Лорд Аштон, как и многие другие, не знает всех подробностей вчерашнего происшествия. Да, история об отравленном шоколаде успела просочиться в народ, но подобные случаи всегда обрастают слухами и сплетнями до появления официальной версии. Официальная же версия такова, что доктор Грин пострадал при работе с редкими ядами. Это его собственная идея, — добавил ректор прежде, чем я успела что-либо вставить. — Правдоподобно, ведь все знают о его любви к экспериментам, порой небезопасным, не вызовет паники в академии и не заставит ваших родителей тревожиться за вашу жизнь.

Будто библиотекаря нам мало, так еще мы сами пишем новую реальность. Официальную. Джереми Адамс стал жертвой взбесившегося ножа-артефакта, другой артефакт испортил защиту эльфийского корабля, и я выпала за борт, Лидия свернула себе шею, когда бродила ночью по кладбищу, а теперь Эдвард Грин отравился, экспериментируя с редкими ядами.

— Но если вы решите открыться отцу, — продолжил Оливер, — и, возможно, уехать, я это пойму. Даже одобрю, наверное.

— Значит, вы обсуждали случившееся с Грином? — не слишком удачно сменила я одну неудобную тему на другую.

— Да. И он знает о том, что я сделал, вернее, пытался сделать, если вы об этом.

— Не сомневаюсь, — невесело усмехнулась я. — Знает, обид не держит, еще, небось, сказал, что на вашем месте сам поступил бы так же.

— Элизабет, — мужчина приблизился ко мне. Показалось, хотел обнять или взять за руку, но сдержался в последний момент. — Мне жаль, что вам пришлось столкнуться со всем этим так близко и болезненно, но еще после ранения лорда Эрентвилля я объяснял вам: эльфы неукоснительно соблюдают свои законы. Нам они могут быть непонятны, но это не означает, что в них нет смысла. Я говорил, эльфы, возможно, потому и выжили в изменившемся с появлением людей мире, что создали для себя эту жесткую систему правил. И не будь этих правил, единороги тоже почти наверняка погибли бы. Их ведь почти истребили в одно время, и сейчас осталось не так много этих существ. Но они остались. И иногда еще совершают чудеса. Но вероятность этих чудес все же ничтожно мала, чтобы полагаться на них в критической ситуации. Вы ведь и сами не были ни в чем уверены, иначе не просили бы у посла разрешения взять у единорога кровь. Разве не так?

Так. У него не было причин рассчитывать на чудо. Доктор все равно умер бы, как он полагал, а меня еще можно было спасти от гнева эльфов, которые в посольстве были на своей земле и в своем праве. Я понимала, что Оливер принял единственно верное решение, и было бы несправедливым по отношению к нему сыпать упреками или даже вспоминать лишний раз, но вчерашний день оставил мутный осадок в душе, и я еще не разобралась, кто виновен в том, что сейчас мне так мерзко — ректор, эльфы или же я сама.

— К слову, — нарушил затягивающуюся паузу Оливер, — доктор Грин принял приглашение лорда Эрентвилля быть на сегодняшнем приеме.

«В качестве новой почетной жертвы?» — хотела съязвить я, вспомнив о том, что на открытии праздничной декады эта роль была моей, но нашла силы смолчать на этот счет.

— Вы обещали мне разговор с отцом, милорд. Была бы благодарна…

Оливер без возражений вернулся к аппарату и продиктовал телефонистке номер. Дождавшись ответа, передал мне трубку и тактично вышел из кабинета, чтобы не мешать личной беседе. Хотя сама я подозревала, что беседа будет не настолько личной и все о тех же эльфах.

— Здравствуй, папа. Это я.

Забери меня отсюда, пожалуйста…

— Здравствуй, малышка. Снова ты дружественный народ обижаешь, — через сотни миль прилетела ко мне его улыбка. — Сначала корабль им сломала, теперь коня волшебного свела.

— Единорог — не конь, а магическое существо, — поправила я.

— Вот-вот, — согласился родитель. — А корабль — летучий!

— Пап, скажи честно, эльфы достали тебя в столице, чтобы ты надавил на меня, и я пришла на их идиотское торжество?

Он обиженно вздохнул.

— Я хотел узнать, как ты там. Теперь понимаю, что плохо. И нет, меня не эльфы достали. Лорд Эрентвилль телефонировал вечером в частном порядке, но о приеме не заикался. Сказал только, что у меня чудесная дочь, будто я сам этого не знал. Потом объявился советник министерства иностранных дел… Но не бери в голову. Пошлю его куда подальше, если нужно.

— Не нужно, — усмехнулась я. — Я тут уже посла послала.

И не без гордости уточнила, куда именно: отец не целитель, можно называть вещи своими именами.

— Эм… лично? — кажется, забеспокоился он.

— Нет. Через милорда Райхона.

— А, ну, это не страшно. Уверен, твой ректор сумел передать посыл в самых любезных выражениях и без уточнения конечного пункта назначения. Элси…

— Да?

— Я могу быть у тебя через несколько часов.

— И что ты сделаешь?

Он снова вздохнул.

— Ничего. Просто побуду с тобой.

Это было бы здорово, но совсем не просто.

— Извини, малышка.

— За что?

— За то, что ничего не могу изменить в этом мире. Даже чудеса тут протоколируют, согласовывают в десятке инстанций и подшивают в архивные папки.

— Ты хочешь, чтобы я пошла на этот прием? — спросила я прямо.

— Если честно, я хочу, чтобы тебе опять было семь, и ты, как раньше, каталась бы на моей шее, а не на единорогах. А что касается приема — реши сама. Не хочешь — никуда не ходи. Будут докучать, сообщи мне. Отобьемся как-нибудь от великой славы, да? Могло ведь быть и хуже.