Синди Пон - Серпентина (ЛП)

Густой лес стал открытым пейзажем, покрытым серыми камнями. Острые и гладкие, они были разной высоты, верхушки некоторых она даже не видела, другие достигали ее подбородк. Они усеивали подножие горы, и Скайбрайт шла, глядя, как камни формируют колонны, а серый цвет становится коричневым, розовым, синим, пока не начался следующий лес.

Она нашла участок мягкой земли, окруженный камнями, и устроилась там, устраиваясь под открытым небом. Вечер окрашивал небо в темно-синий цвет, и серебряная луна была тонкой улыбкоц на горизонте, где начали мерцать крошечные звезды. Скайбрайт съела сладкую булочку, облизав пальцы. Она пополнила запасы воды в ручье, и теперь жадно пила, холодная вода успокаивала горло. А потом она съела сухие фрукты. Устроившись на земле на покрывале Чжэнь Ни, она легла спать, обнаженная. Летняя ночь была теплой, и она не хотела потерять последнюю одежду, резко превратившись.

Ее веки отяжелели, пока она разглядывала ночное небо. Когда она уснула, то представила, что Кай Сен рядом с ней, что она в его объятиях, хотя она понимала, как глупо желать этого.

Посреди ночи она проснулась слабой. Луна скрылась, и над ней оказался Стоун, сидевший на одном из камней и смотревший на нее вниз. Закованный в золотую и серебряную броню, тронутую красным, он выглядел таким же, как и всегда. Его темные волосы были стянуты в высокий узел, подчеркивая его вдовий мыс и точеные черты лица. Мягкое сияние бессмертного освещало ее голую кожу, и она села, не прикрывая себя. Она не чувствовала стыда, поднимаясь на ноги и накидывая одеяло на плечи. Она знала, что Стоун, если захочет, увидит и через покрывало.

— Давно ты здесь? — спросила она.

— Довольно давно, — он уткнул подбородок в одну руку, и такая расслабленная поза делала его обычным. — Ты выглядишь ранимой во сне. Такой смертной.

— Какой вообще может быть девочка, что отчасти змея? — она закрыла себя одеялом и принялась заплетать волосы, убирая их с лица. — Я отослала нежить прочь. Монахов стало слишком мало. И они меня послушались, словно я приказывала им.

Скайбрайт занималась волосами, поглядывая на бессмертного из-под ресниц. Это была их четвертая встреча, и как бы она ни старалась контролировать голос, говорить обычно, она не могла скрыть волнение в его присутствии. Ей нужно было бороться с желанием упасть к его ногам.

— Это я слышал, — ответил Стоун, его рот тронула тень улыбки. Скайбрайт хотела схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, выбив из него все, что он знал, убрав с его лица все это спокойствие. Бессмертный пробуждал в ней странные эмоции, волнение смешивалось со страхом, желание с недоверием. Темные брови Стоуна поползли вверх, словно он читал ее мысли. — Это потому, что твоя мать вела их в последней Великой битве.

Кровь отхлынула от ее лица.

— О чем ты?

— Опал командовала нежитью, когда бяла последняя стычка между смертными и загробным миром. Она хорошо вела их. Нежить, видимо, признала тебя командиром, решила следовать за тобой. Что ты им приказала?

— Я отправила их в могилы. Или сказала закопаться.

Стоун откинул голову и захохотал.

— Такое твоя мать точно не приказала бы.

Смутившись, она отстранилась от него, сопротивляясь желанию рухнуть к его ногам.

— Почему ты не сказал мне?

— Ты не спрашивала.

Она подумала бы, что он насмехается, но его темные глаза были расширены в искреннем удивлении.

— Конечно, я хотела бы знать! — он что не понимал? — И что такого смешного в том, что я отправила их прочь? Ты сказал при нашей первой встрече, что я должна быть на твоей стороне. А я не там. Я сражаюсь за монахов, — Скайбрайт подняла голову. Она хотела посмотреть, посмеется ли Стоун над этим.

Стоун спрыгнул с камня одним быстрым движением, приземляясь беззвучно.

— Я чем-то обидел тебя, — он обхватил руки, и круг, где она спала, заполнился серебряным светом. — Ты не выбираешь, на чьей ты стороне, Скайбрайт, — Стоун указл на землю слева от нее, крошечные яркие изображение людей появлялись из земли, они носили соломенные шляпы и обрабатывали поля, они наряжались и зажигали благовония богам. Десятки людей делали обычные дела, копошась, как муравьи. — Ты или человек, — и он кивнул на землю слева от нее, — или нет, — другие изображения появились из земли справа: демоны, что были отчасти людьми, отчасти монстрами, прекрасные боги, что были выше и двигались грациозно.

С движением руки Стоуна Скайбрайт оказалась облачена в богатое лиловое платье, его дизайн уже сто лет как устарел. Золотые и нефритовые браслеты украшали ее запястья, пальцы были заполнены кольцами. Но они были невесомыми.

Откуда-то она знала, что так одевалась когда-то ее мать.

— А ты не человек, Скайбрайт, — сказал Стоун. Он щелкнул пальцами, и ее змеиный хвост вытянулся за ней, алые чешуйки покрыли ее тело, мерцая в серебряном свете. — Ты одна из нас.

Скайбрайт скрестила руки, пытаясь не выказывать неудобство, чувствуя одеяло на себе и грязь под голыми ногами, но выглядя как змея из иллюзии Стоуна.

— Тогда почему ты не злишься, что я не сражаюсь за загробный мир?

Стоун шагнул ближе, от него пахло сырой землей. Свет угас, и все иллюзии рассеялись.

— Ты сказала, что сражаешься за монахом. Но сможешь ли ты сражаться с ними?

Скайбрайт застыла и сжала зубы. Она хотела уйти, увеличить дистанцию между ней и бессмертным. Но она не дала себе показать ему слабость.

— И не важно, кого ты убиваешь, кого отправляешь в могилы. Великая битва все расставит по местам, как всегда и бывает.

— Что за Великая битва? — спросила она.

— Каждые пять веков, или около того, врата между загробным миром и смертным королевством дают трещину. Это случается, насколько я помню, а память у меня хорошая, из-за давнего соглашения между богами и смертными.

— Но зачем? Ни один смертный не согласится на такое.

— Разве? — деревянная палочка появилась в руке Стоуна, и он обрисовал на земле спираль, что выросла, как скрученная лента. Линия сверкала серебром в грязи. — Человеческие жизни цикличны, народы появляются и исчезают. Мы существуем, чтобы напоминать их о смертности. О хрупкости. Загробный мир и демоны с правителями ада — это предупреждение, чтобы люди были хорошими, такими хорошими, чтобы их не осудили, когда им придется встать перед Зеркалом Воздаяния. Смертные рождаются с многими недостатками, но хуже всего — короткая память и тенденция к высокомерию. За сотни лет их молитвы зачерствели, их вера в богов, в нас ослабла в их сердцах. И только катастрофа, брешь в загробный мир, может вернуть ее, — он кончиком палочки провел по серебристой спирали. — И целые народы появятся и падут, помня об этих людях. Так боги учат их, как родитель непослушного ребенка.