Лесса Каури - Золушки из трактира на площади

Вишенрог засыпал. С земли в небо поднимались лишь несколько столпов света — от дворца, от башни Ласурского Архимагистра и от обоих университетов. Неярко тлели, словно уголья, подернувшиеся пеплом, храмы и трактиры — эти две крайние точки векторов человеческих судеб. Как вдруг в небо над портом порхнула стая золотых голубей с розами в клювах. Море заглушало приветственные крики участников свадебной кавалькады, но Бруни не сомневалась, что те, кто «дожил» до фейерверка, не оставшись лежать на площади и не потерявшись по пути, вопили во все глотки.

Голубей сменила белая кошка с голубыми глазами — любимица Индари, несущая на хвосте обручальные кольца. Она важно прошествовала с востока на запад, и в звездных следах ее лап вырастали тюльпаны и маргаритки: алые, желтые, бордовые, малиновые, белые. Затем последовал классический залп магического салюта — огненные колеса, катящиеся по небу и рассыпающие драгоценные искры, пальмы светящихся лучей, мерцающие облака, будто вуали, скрывающие чью-то лукавую улыбку.

Кай в небо не смотрел: ласкал взглядом профиль любимой, отмечая тени усталости под глазами и у висков, нежность чуть вздернутой верхней губы, густоту пушистых ресниц, завиток темных волос у маленького ушка.

— Завтра мне надо будет уехать из Вишенрога, — прошептал он, сожалея, что приходится портить удовольствие, — на несколько недель по делам службы.

Матушка тут же обернулась, позабыв о фейерверке. Прямо над яхтой вырастал в небе разноцветный шутовской колпак, с бубенцов которого срывались шипящие искры и падали в море.

— Зачем?

— Принц проводит ежегодную инспекцию пограничных гарнизонов. Офицерам гвардейских полков положено сопровождать его.

На глазах Бруни показались слезы. Небесные огни блестели в них, будто стая серебряных рыбешек.

— Не хочу… — прошептала она. — Не хочу тебя отпускать!

Кай прижал ее к себе.

— И я не хочу быть без тебя. Знаешь, я вернусь и…

Он вдруг замолчал.

— Что? — она подняла на него несчастные глаза. — Ты — что?

…Из шутовского колпака, как апофеоз любви новобрачных, появилась гигантская морковка со сверкающей ботвой…

Кай вздохнул, разглядывая морковку.

— Давай оставим этот разговор до моего возвращения, — предложил он. — Просто помни: я люблю тебя и хочу быть с тобой. Договорились?

Матушка хлюпнула носом. Очень осторожно Кай стер слезы с ее щек и подхватил Бруни на руки.

— Хочешь, проведем ночь здесь, а утром я перенесу тебя к трактиру? Прямо к открытию? — поинтересовался он, лукаво улыбаясь.

Бруни запустила холодные пальцы в кудри любимого и потянулась к его губам. Зачем говорить, если ветер поет, а волны рассказывают неумолчно о том, что такое любовь?

Кай торопливо завтракал за своим столиком. Когда он вернул Матушку в трактир, она, уперев руки в бока и встав в дверном проеме, заявила, что он никуда не уйдет, пока не поест, раз уж ей не суждено кормить его в ближайшие несколько недель. Он хотел было возмутиться, но, разглядев решительное выражение ее лица, покорился со странным чувством удовлетворения.

На завтрак Матушка подала дорогому гостю омлет с помидорами и сыром, свежайшую розовую ветчину на ломтях серого хлеба и большую кружку горячего морса, а затем отправилась на кухню, где выслушала традиционную порцию жалоб Пиппо на погоду и ворчания старшей Гретель на головную боль и «эту неумеху, которой любовь под подол ударила, а в руках отозвалось».

— …И оттого у нас уже две кружки разбиты, и морковь неровными кружочками нарезана…

Виеленна вяло огрызалась. Голова после свадебных возлияний болела не только у старшенькой.

Весь, вскочивший ни свет ни заря, вместе с другими мальчишками из квартала убирал с площади и улиц остатки вчерашнего празднества.

— Вы мне лучше расскажите, как все прошло? — улыбнувшись, спросила Бруни.

— Слава Индари, прекрасно! — сверкнула глазами Виеленна. — Перед тем, как молодые взошли на корабль, Томазо снял с Ванильки туфельку и бросил в толпу. Знаешь, кто поймал?

— Даже не догадываюсь! — невинно похлопала ресницами Матушка.

— Да першерон ее! — буркнула Ровенна, демонстративно подхватила поднос с заказом и вышла в зал.

— Сама ты першерон! — крикнула ей в спину сестра и повернулась к Матушке. — Вы не сердитесь на нее, хозяйка. Я ей вчера сказала, что мы с Питером будем вместе жить.

— А она что? — заинтересовался Пип, оглянувшись через плечо.

Руки его продолжали споро резать репу ровными кубиками.

— Крик подняла, что в нашем доме мужчин не будет…

— И?.. — напряженно уточнила Бруни.

Еще не хватало, чтобы сестры расплевались! Как работать с человеком плечом к плечу, коли с ним и разговаривать неохота?

— Я с ней согласилась, — смущенно потупилась Виеленна. — Матушка Питера не против, если я к ним переберусь…

— Опять свадьба? — возмутился Пип. — Так часто я не переживу!

— Нет, — еще больше смутилась младшая Гретель. — Мы с Питером хотим знать точно — подходим мы друг другу или нет. Потому поживем пока так. Маменька Висла не против. Говорит: «Всегда мечтала о дочке, а родился этот огр-несмышленыш… Будешь мне, девонька, как родная! Этакая радость-то на старости лет!»

Вытерев руки о передник, Бруни обняла Виеленну и расцеловала в обе щеки.

— Вы с Питером отличная пара!

— Правда? — та с надеждой посмотрела на Матушку. — Вы правда так думаете, хозяйка?

— Она врать не умеет, — усмехнулся Пип и всецело занялся репой.

В кухню заглянул разрумянившийся Весь и сообщил:

— Там бла-ародная дама в дверях застряла!

— Это как же? — изумилась Бруни.

— Иди сама посмотри! — хихикнул хитрый мальчишка и скрылся.

Матушка заторопилась в зал, где увидела Ваниллу, держащуюся за дверные косяки так, будто что-то мешало ей войти. Она была бледна, волосы всклокочены, легкий плащ расстегнут… Ничего необычного для невесты, пережившей свадьбу.

Бруни собралась было подойти, но ей помешал Кай, захвативший ее в объятия и подаривший долгий и нежный поцелуй.

— Мне пора, родная, — сказал он. — Жди меня, как выпадет первый снег. Не грусти и не скучай. Обещаешь?

Матушка молча покачала головой. Будто некто нанизывал сердце на раскаленную иглу — так оно болело, прощаясь.

Кай еще раз поцеловал ее в лоб, накинул капюшон и ушел в утренний туман, осторожно сдвинув с пути Ваниллу. Та не сопротивлялась, лишь раскрывала рот, как рыба, выброшенная из воды. Казалось, она сейчас свалится в беспамятстве. Поняв, что с подругой творится неладное, Бруни сцепила зубы, сажая собственную сердечную боль на цепь, и поспешила на помощь.

— Добрых улыбок, госпожа Рю Дюмемнон, и теплых объятий! Чего желаете на завтрак? — попыталась пошутить она.