Кристофер Сташефф - Чародеи [Побег. Чародей поневоле. Возвращение короля Кобольда]

Род помрачнел; все это ему уже порядком надоело.

— Я бы не назвал это словом «одурачить».

Смех старухи резко оборвался.

— Не назвал бы? — прошипела она. — Но ведь вы просите моей помощи, разве не так? — Она перевела взгляд на Гвен. — Это он заставил тебя, да?

— Нет! — воскликнула Гвен. — Я пришла по собственной воле… просить тебя…

— По собственной воле! — Ведьма пришла в ярость. — У тебя нет шрамов на спине и груди, тебя не мучили? Ты не знаешь, насколько они ненавидят меня, что пришла просить от их имени?

— Ты ошибаешься. — Гвен почувствовала, как странное спокойствие разливается по ее телу. — Дважды меня проклинали и трижды пытали, четыре раза привязывали к столбу, чтобы сжечь на костре… Я осталась жива только благодаря Крошечному Народу, моим добрым и верным друзьям. Да, я знаю, что такое их ненависть, хотя эта злоба и не такая, к какой привыкла ты. Но…

Старая ведьма кивнула и задумалась.

— Но ты жалеешь их.

— Да. — Гвен опустила глаза, прижала руки к Груди. — Да, я их жалею. — Ее глаза встретились с глазами Агаты. — Ибо их страх — это страх перед огромной темной силой, которой мы обладаем, страх перед неизвестностью и той непредсказуемой судьбой, что мы им несем. Они ищут жизни и добра в ночном кошмаре, им неведомы мысли о любви к ближнему, радость полета при лунном свете. Разве не заслуживают они жалости?

Агата медленно кивнула. Глаза ее покрыла пелена, она перенеслась куда-то далеко-далеко, в другое время.

— И я думала точно так же, когда была маленькой девочкой…

Тогда пожалей их, — сказала Гвен, стараясь не идти на поводу у эмоций. — Пожалей их и…

— И прости их? — Агата снова вернулась в реальность, затрясла головой, уголки ее губ скривились. — Я бы могла простить их сердцем, я бы простила им шрамы и удары, раскаленные иглы, цепи и горящие лучины под ногтями… да, я бы простила даже это… — Глаза ее снова затуманились, всматриваясь в прожитые годы. Но оскорбление моего тела, моего прекрасного девичьего тела и цветущего зрелого женского тела… Все эти долгие годы… моя нежнейшая кожа и самая сокровенная часть моей души, мое истерзанное сердце, питающее снова и снова их ненасытный голод… нет! — Голос ее заклокотал, стал гортанным. — Нет и еще раз нет! Этого я им никогда не прощу! Их жестокости и дикого голода! Они приходили сюда только для того, чтобы взять меня, а потом втоптать в грязь, они шли за моей трепещущей плотью… а потом проклинали меня, кричали: «Проститутка!» И снова и снова по-одному, впятером… Они приходили… Нет! Этого я им никогда не прощу!

Гвен вся задрожала, самообладание покинуло ее, на лице отразились все ее переживания. Агата посмотрела на нее.

— Жалей их, если хочешь, — произнесла она, — но никогда не смей жалеть меня!

Она смотрела на Гвен какое-то время, потом стала помешивать варево в котле.

— Ты скажешь, что не их в том вина, — пробормотала она, — что больше я во всем виновата, что их голод тянул их ко мне, как и мой не отвергал их. — Она подняла голову, прищурила глаза. — Ты разве не знаешь? Гейлен, колдун, живущий в Темной Башне. Вот кто должен был утолить весь мой голод. Самая великая колдунья и самый великий колдун королевства должны были жить вместе, разве не так? Но он единственный из всех мужчин, кто не пришел ко мне, свинья! О, он, конечно же, скажет, что слишком добродетелен, чтобы быть отцом ребенка в этом дьявольском мире, а на самом-то деле он просто боится, что его признают отцом этого ребенка. Трус! Свинья!

Она стала неистово мешать в котле, продолжая выкрикивать проклятия:

— Чтоб его трижды перевернуло, этого жалкого ублюдка! Его… — закончила она хриплым шепотом, — …я ненавижу больше, чем кого бы то ни было!

Ее костлявые сморщенные руки так крепко сжали деревянную ложку, что казалось, будто она вот-вот сломается. Потом она поднесла ее к своей иссохшей груди. Плечи ее начали вздрагивать.

— Мое дитя, — запричитала она. — О, мое единственное, дорогое, нерожденное дитя! — Всхлипывания понемногу стихли, глаза колдуньи прояснились. — Разве вы не знаете? — Она противно захихикала, в глазах ее загорелся желтый огонек. — Он охраняет вход в пещеру, защищает меня… Мой нерожденный ребенок. Гарольд, сын мой, мой помощник! Это он, и он всегда будет рядом со мной — душа его явилась ко мне из дня завтрашнего, из того, что могло было быть.

Гвен уставилась на нее.

— Твой помощник?..

— Да! — Старая колдунья кивнула. — Мой помощник и мой сын — он мог бы родиться и должен был, но он все равно со мной, хотя никогда уже не родится, никогда не обретет плоть… Гарольд, самый могущественный из колдунов, сын несостоявшегося союза Гейлена и Агаты, потому что те Гейлен и Агата, породившие его на свет, умерли давным-давно… — Она начала медленно помешивать ложкой в котле. — Когда он много лет назад пришел ко мне в первый раз, я сначала не поняла…

Честно говоря, Род ничего не понимал и сейчас, хотя начал подозревать, что это галлюцинации. Интересно, наверное, это долгое одиночество так подействовало на старого человека, что появился воображаемый помощник. Но если Агата действительно верит в этого самого «помощника», то, может быть, ее галлюцинации помогают так сфокусировать ее силы, что ее возможности становятся безграничными. А это говорит о сверхъестественности ее колдовских сил…

Агата подняла голову, уставилась в никуда.

— Он казался сначала совершенно чужим, но я была так одинока… А теперь… — Дыхание ее участилось. — Теперь я знаю, теперь я понимаю. — Она с горечью покачала головой. — Он был нерожденной душой, которая не имела дома и никогда не будет его иметь.

Голова ее опустилась на грудь, все тело поникло. Потом, спустя несколько долгих минут, она подняла голову и нашла глазами Гвен.

— У тебя есть сын, не так ли? — В ответ на кивок Гвен лицо старухи потеплело. Потом оно опять приняло суровое выражение, и старая колдунья тряхнула головой. — Бедный ребенок, — пробормотала она.

— Бедный ребенок!? — Гвен вспыхнула от негодования. — Ради всего святого, старая Агата, почему?

Агата посмотрела на нее через плечо.

— Ты ведь знаешь, что такое детство волшебницы, и ты еще спрашиваешь?

— Нет, — прошептала Гвен, покачав Головой, потом громче: — Нет! Наступили новые времена, Агата, времена перемен! Мой сын займет достойное место в этом королевстве, он будет охранять народ, и в ответ все его будут почитать!

— Почитать его, но за что? — Колдунья горько усмехнулась.

— Да, я верю в это! Тьма отступила, Агата, страх и невежество ушли, наступили другие времена. И никогда деревенские жители не проклянут его в страхе и ненависти!

Старуха усмехнулась и мотнула головой в сторону входа в пещеру:

— Слышала?