Алексей Будников - Огниво Рассвета

— А почему у вас ныне правят не короли, а старейшины?

— Так получилось, что не так давно и как-то уж совсем незаметно королевский род полностью вымер. Не осталось ни единого представителя голубой крови, ни юноши, ни старика. Такого с нашим народом еще никогда не происходило, и как действовать в подобной ситуации не прописано ни в одной книге. Посему, пока не разъяснится сей вопрос, было решено временно передать управленческие дела выборочным старейшинам, и Гранмун является первым из их представительства, взойдя на престол после уже упомянутой мной последней войны… Как видишь, это не мы захотели перемен. Так распорядилась Судьба. Впрочем, никакого «фи» народ в этой связи не изъявил, а лишь поддержал введение более народной, советной власти.

Я остановился у края саркофага, встретившись взглядом с прикрытыми очами совсем не выглядевшей престарелой, уснувшей в камне эльфийки. Хотя, возможно, это практически лишенное морщин лицо и густые волосы были измышлены лишь выбивавшими из камня образ Чтеца скульпторами, а на самом деле под крышкой возлегал сухой, сморщенный труп. Но если эта внешность являлась правдой, и подобное эльфы называли «старостью», то мне оставалось лишь подивиться их долголетию. У госпожи Жовелан был лик сорокалетней, обильно припорошенной пудрой и разнообразными бальзамами женщины, но никак не бренной старухи. Надеюсь, вскрывать саркофаг, дабы развеять мои сомнения по поводу вида покойника, нам сегодня не придется.

— И… что я должен делать? — в который раз осмотрев каждый дюйм гробницы, несведуще поинтересовался я.

— Всегда, когда к госпоже Жовелан еще при жизни приходил гость, она, прежде чем завести беседу, брала его за руку и какое-то время безмолвно сидела, с головой уходя в закоулки собственного разума. Это могло длиться от нескольких минут, до часа, и лишь потом, видно, узнав о визитере все, что ей было нужно, Чтец решалась заговорить.

— Я что же, — осторожно начал я, — должен дотронуться до ее ладони?

— Лишь на саркофаге, — вняв моей тревоге, быстро ответила девушка. — Думаю, этого будет достаточно. Лезть под крышку тебе никто не позволит, а, если такое произойдет, то я лично отрублю тебе твою грязную ручонку по самую шею.

— Не больно и хотелось мне ворошить чью-то могилу.

Сжатая в кулак и лежавшая на самом краю саркофага рука настороженно поползла к сцепленным на груди ладоням скульптуры. Вот под десницей, вынырнув бугорком, оказалось гладкое каменное плечо, затем складки скрывавшего все, кроме рук и головы, сарафана. Длань поднималась по едва вздымавшейся от шеи груди, собирая на взмокшей от напряжения коже частички осевшей на гробнице пыли. И вот ладони, каменную и плотскую, разделяет уже чуть меньше дюйма и я, точно обессилев, останавливаюсь. Рука словно уперлась в незримую преграду. С каждым мгновением, когда я приближался к сцепленной на каменной груди цели, сердце принималось стучать все быстрее, мощной дробью отдавая по всему телу: от висков до кончиков фаланг.

Некоторое время я так и простоял, держа ладонь на каменной ключице и не решаясь сделать последний шаг, как вдруг длань, против моей воли, словно что-то подтолкнуло. Указательный палец легонько дотронулся мизинца скульптуры, и от этого прикосновения все связывавшие мой разум с реальностью нити вмиг оборвались. В глазах померкло, уши заложило, а меня самого точно унесло в водоворот сознания. Я сомкнул веки, а когда они вновь разошлись оказалось, что я нахожусь уже не в королевской усыпальнице, а парю в возникшей невесть откуда сизой дымке.

Я не зрел ни рук, ни ног, ни туловища, однако прекрасно их ощущал. Чувствовал, как напрягаются бедра, тщетно стараясь в этом голубоватом мареве найти точку опоры, как возносятся и проделывают прямо перед лицом легкие мановения ладони. Тяжело описать подобные впечатления. Я вроде как жив, чувствую биение сердца, набухающие от воздуха легкие, слышу собственное дыхание. Однако где стучат и наливаются органы и откуда доносится это мелкое сопение не зрел. Точно вымысел или выплеснувшаяся наружу память играет с моим разумом в свои жестокие игры.

Не успел я толком понять, где оказался и что происходит, как из безжизненного и пустынного смога вдруг вынырнули сотканные из дыма же большие, монументальные весы. Впрочем, это были не совсем обычные весы. Чаш для подвеса грузов здесь имелось не две, а сразу три. На каждой из них лежало по одному фантомному предмету: клинок, книга и росток. Спускавшиеся с равноплечного коромысла цепи едва заметно, но звонко подрагивали, а разрывавшийся, словно рожавший эти весы смог гудел похлеще боевого горна.

Постепенно являясь взору, прибор медленно выплывал из туманных глубин, и я даже не мог предположить, какое нас разделяет расстояние. Руки машинально, дабы уйти от возможного столкновения, сделали гребок назад, тщась отбросить тело в сторону, но тщетно. Мою бесплотную фигуру будто что-то насильно удерживало, не позволяя сделать и шага в сторону.

Возносящиеся дымные весы проплывали в дюйме от моего носа , от их ровного стана то и дело отрывались непокорные кусочки тут же сливавшегося с окружением чада. Прибор неспешно облетел меня по ломаной линии, а после вдруг принялся удалятся. Отлетев от меня настолько, что стал размером с указательный палец, он остановился. Гул раздираемой дымки сник, вновь погружая окружающий простор в кромешную немоту. Но так продолжалось недолго.

Едва я уже сам, дважды осмотрев весы снизу доверху, решился приблизиться, как на одной из чаш, выпрыгнув из кустистого тумана, возникла маленькая чадящая фигура. Это была девушка в жесткой юбке-пачке и сдавливавшем и без того скромную грудь корсете. Одетые в легкие пуанты тонкие ножки стояли на носках, нагие руки вытянуты кверху, чуть соприкасаясь кончиками пальцев. Голова с объемными, спадающими ниже плеч волосами повернута, являя моему взору профиль с тонкими чертами и подведенными чуть заметными стрелками глазами. Лицо сверкало от мелких блесток.

Мизансцена оказалась секундной. Только разбушевавшийся вокруг девушки дым присмирел, очерчивая более-менее четкие черты стройной фигуры, как танцовщица дернула головой. Подчеркнутые легким макияжем глаза впились в меня и сейчас казалось, что они принадлежат не хрупкой девице, а вышедшему на охоту, подъятому демоном голода орлу. Руки медленно, тягуче опустились к груди, наложенные друг на друга ладони являли крылья птиц. Они плавно забили по воздуху, принявшись сходить все ниже и ниже, и вынуждая девушку приседать в изящном плие. Дойдя до точки, когда ноги согнулись прямым углом, танцовщица вдруг выпрыгнула, вскидывая руки и вытягиваясь в тончайшую струнку. Глаза на казавшемся алебастровой маской лице отрешенно потупили взор.