Алексей Будников - Огниво Рассвета

Неужели, она оставила мне подарок? Или, вернее сказать, это Ее госпожа, Йеннафоре, распорядилась завещать отмеченному Ею подобный презент? Интересно, и как по мысли Девы Леса я должен был им распорядиться? Никаких пометок ни на самом кулоне, ни в кармане мне обнаружить не удалось. А дары столь… необыкновенных по своей сути существ, как Йеннафоре, по определению нельзя считать лишенными некой изюминки, возможно, даже магической… Что же, видимо, в моей и без того уже разрывающейся копилке загадок произошло пополнение?.. А, к бесам! Все потом. Нынче мне хотелось лишь скинуть с себя одежду и придаться покою в исходившей притягательным жаром воде. Так и поступлю.

Полностью оголившись и налив из вазы фужер рубиново-красного вина, я, положив кулон на кровать, уже готовился заступить в ванну, как входная дверь вдруг бесцеремонно распахнулась. Внутрь быстрым шагом вошел эльф с собранными в хвост и заколотыми на затылке недлинными соломенного оттенка волосами. Его одеждой служил легкий ванильный зипун, справа налево застегнутый на бронзовый крючок. На ногах — не издающие шума открытые шелковые туфли светло-желтого оттенка с игривым узором из темно-синего атласа по ранту. В руках эльф растянул размеченную по дюймам тканевую ленту. Во рту же мой нежданный визитер сжимал чадившую бледно-сизым дымом маленькую трубку.

— Я безмерно извиняюсь, — заговорил эльф на чистом общем, вольно подступив ко мне и принявшись, прикладывая линейку практически вплотную, измерять мои плечи, затем быстро перекинулся на руки, обхватил талию.

Я попытался машинально оттолкнуть его, отступить, но эльф какими-то мягкими, практически не заметными останавливающими касаниями пресекал все мои потуги, попутно шикая, вынуждая меня стоять смирно.

— Как-то рановато ко мне могильщика прислали, — попробовал отшутиться я, не находя иных слов, пока гость крутился вокруг меня.

Он усмехнулся.

— Меня называли по-всякому, но чтобы могильщиком… Такое впервые. Хотя пахнешь ты действительно сродни трупу.

— Для чего это? — краем глаза наблюдая за тем, как эльф измеряет охват моей шеи, спросил я.

— Подарок Владыки. Не спрашивай, — не отрываясь от работы, быстро проговорил гость, выдыхая в сторону дым.

— Я думал, ваша раса не курит.

— Ну, табак не курит. — Эльф, видно, сняв меру со всего, что его интересовало, в том числе стоп, выпрямился в нескольких шагах от меня. — Скажи мне, — он задумчиво прищурил глаза, вслед за словами выделывая в воздухе изящные мановения: — угольно-камелопардовый или болотисто-папоротниковый?

— Эм… — замялся я, истово не зная, что ответить.

— Папоротниковый, — чмокнув губами и выдув кольцо дыма, заключил визитер, даже не дав мне толком осмыслить вопрос. — Под цвет глаз.

Бросив эту фразу, он развернулся, принявшись, держа осанку, живо удаляться из опочивальни.

— Ты… — едва собравшись с мыслями, но по-прежнему пребывая в некотором потрясении от развернувшегося сейчас действа, успел я остановить эльфа в самом проеме. — Кто такой?

— Я, милорд, Зоэльенор из дома Звенольона, — щеголевато поклонился он. — Лучший лицовщик Лансфронора и один из лучших во всем Мара-Дуле.

— Это кто же тебя нарек подобным чином?

— Судьба, — коротко ответствовал эльф, взявшись за ручку распахнутой двери. — Да осветит Готта ваш сон.

Не успев услышать встречного пожелания доброй ночи, лицовщик захлопнул бесшумную створку с другой стороны.

— Ну и ну, — только и смог сказать я, отпивая из фужера. Впрочем, едва виноградная жидкость коснулась моего языка, как мне сразу захотелось ее сплюнуть. Благо, рвотный позыв сдержать все-таки удалось, и я нехотя-таки проглотил напиток. Это вино, оно было… разбавленным, что ли. Причем сильно, по ощущениям едва ли не наполовину, так, что терпкость еще прослеживалась, а вот горечь и сладость отступали на задний план, почти не ощущаясь из-за вяжущего десны кисляка.

Скривившись, я поставил сосуд на пол, подбирая лежавшую рядом мочалку и, поежившись от пробежавших по телу мурашек, окунул ногу в теплую ванну.

Меня окружила суровая метель. Снег мчался, ударял по носу и щекам, едва не рассекая кожу, лепил глаза. Прикрыться от жестокого ветра было нечем — ни рук, ни ног, ни какой бы то ни было иной части своего тела я не видел и не ощущал. Разбушевавшаяся вьюга вкупе с поднявшимся плотным туманом не позволяли мне нормально зреть даже на шаг впереди себя, оттого хотя бы предположить, где очутился, я был не в состоянии.

Впрочем, это неведение вскоре развеялось. В паре дюймов от меня из-под земли вдруг вырвался шпиль уже знакомой мне белокаменной, безоконной башни, с гулом устремившейся вверх. Она росла, ширилась, проносились разделявшие этажи едва различимые бегунки. Я наблюдал за этим резким подъемом лишь считанные секунды, а после, словно схватив незримым силком, меня потянуло следом, ввысь.

И метель, и молочный туман вмиг исчезли, позволяя мне без проблем наблюдать все удалявшуюся от меня, укрытую снежным, сверкающим мириадами кристалликов ковром землю, видеть появлявшиеся у горизонта и вскоре тонувшие за ним исполины-деревья, острые горные хребты. С каждым мгновением мой подъем все убыстрялся — и вот я уже пролетаю сквозь облачную перину, ненадолго увязая в неосязаемых белых кустах, и возношусь над ними. Теперь не видно ни земли, ни привычного лазурного неба — только чернейшая ночная тьма, с которой пытаются бороться лишь четыре крупные голубые звезды над моей головой.

Неожиданно башня, на мгновение потонувшая в воцарившемся мраке, вспыхнула ярким белым пламенем, словно намасленный фитиль. Длинные язычки, не колышась, потянулись вверх, отчего здание стало походить на нераскрывшуюся огненную розу. Меня мощно выбросило вверх и, едва я оказался над плоским шпилем, резко остановило.

На вершине, припав на колени, бездвижно сидела человеческая фигура. Различить ее удалось с трудом, ведь слагало образ точно такое же, что и башню, бледное пламя. Во многом я смог увидеть человека благодаря паре ярких, синих, от которых так и разило холодом глаз. Впрочем, помимо силуэта, туловища, головы, рук и ног разглядеть что-либо более тонкое, мелкое, какую-либо черту не получалось. Пламенная фигура колыхалась на невесть откуда поднявшемся ветре, отчего лицо, волосы, одежда буквально изменялись с каждой секундой. Также странная буря вдруг обуяла и дотоль ровный башенный огонь, что теперь метался, изгибался, рвался.

Я отчетливо видел лишь одно — губы, которые что-то очень быстро и неслышно проговаривали. Вместе с этим вздымались и руки фигуры, возносясь к ночному небу в молящем жесте. Мой взгляд сам переплыл вверх, и я увидел, как те самые четыре звезды вдруг начинают медленно опускаться, опадая с неба, точно перья. Они приземлились на открытые ладони человека, после чего он, наконец, докончив свою речь, поднес руки к лицу. Тут же сложившиеся на ладонях ровной линией звезды стали видоизменяться, терять округлую форму, протягивать друг к другу сияющие ярким голубым светом щупальца. Момент — и в руках огненного человека, заместо сверкающих сфер, возникает самый настоящий кинжал. Разумеется, он выглядел вовсе не так привычно — все элементы оружия: рукоять, гарду, клинок составляли переплетенные между собой блестящие звездные линии. Однако, несмотря на свой «сказочный» вид, кинжал отдавал ясно ощутимой силой и какой-то непонятной злобой.