Алексей Будников - Огниво Рассвета

— Но у Купечества все расписано, — сомнительно проговорил Лас. — Они будут не готовы выполнить срочный заказ.

— Мы не станем пользоваться услугами Купечества, — деловито возразил визитер. — Думаю, на доставку груза самому герцогу севера добровольцы найдутся. Впрочем, так будет даже лучше. Одинокая безликая повозка явно привлечет меньше внимания, нежели пестрый купеческий караван.

Герцог ответом удовлетворился.

— Однако получается, что, когда мы извлечем осколки из сундука, они вновь станут видимыми для Луговников?

— Не совсем так. Даже после этого отворяющие камни надолго сохранят свою «безароматность». За это время ваши люди успеют обнести подземный тракт вдоль и поперек, воротиться, обзавестись потомством и, возможно, только тогда осколки вновь начнут подавать признаки жизни… По завершении работы пустите камни в обратном направлении любым удобным для вас способом, а там, в Корвиале, мы обо всем позаботимся. Магики никогда и не прознают о наших шалостях.

— А если они уличат пропажу прежде, чем вы возвратите артефакты обратно в академию?

— Исключено, — уверенно отрезал гость. — Мы заменим осколки копиями.

— Как оно у вас все гладко получается, — настороженно вступил в диалог Фарес. — Это где же живет такой мастер, что способен изготовить столь безукоризненную подделку магического артефакта?

— Если бы мы были сильны создать «безукоризненную подделку», то нам оказался бы без проку оригинал. Досконально сымитировать артефакт невозможно, да и это не имеет никакого смысла, ведь отдельные элементы смогут легко затеряться в царящей в Лугах «какофонии» запахов . Мне ли вам об этом говорить, благочтимый мейстер эль'Массарон?

Колдун не ответил, с косым прищуром глянув на вора.

— А как быть с нашей находкой? — переключил внимание гильдийца обратно на себя Дориан Лас. — Ей тоже полагается подобный сундук?

— Сомневаюсь. Артефакт пассивно пролежал под камнем несколько десятилетий, за которые большая часть его запаха должна была выветриться. Впрочем, даже если он и будет испускать легкие импульсы, то Луговники едва ли сочтут их за проявление чрезвычайной магической активности. А когда в их головы-таки закрадутся подозрения, артефакт уже давно будет возлегать в сокровищнице какого-нибудь восточного султана.

Гильдиец вновь поднял голову на Фареса, но тот лишь отвел взор, открыто не желая продолжать с ним беседу.

— Конечно, без охраны Певчие Луга не обходятся, но Гильдия и не таких умудрялась оставлять с носом. Впрочем, даже если мы оплошаем, что исключено, и нас поймают за руку, то вы все равно останетесь ни к чему не причастны. Ведь нас никто не нанимал, никаких письменных соглашений заключено не было.

— Верно, — это дополнение еще больше приободрило герцога. Он выпрямился, возложив руки на тесаные подлокотники, и, наконец, заключил: — Да будет так. Я принимаю ваше предложение.

Советники, в ответ на это, казалось, должны были вспыхнуть яростной переуверяющей тирадой, принимаясь снова с пеной у рта доказывать сомнительность данного предприятия. Но они молчали, томно, даже как-то траурно, закатывали и прикрывали глаза, откидывались на спинки кресел. После произнесенного владыкой севера вердикта, их слова теряли всякий смысл. Если они дотоле вообще имели таковой.

Дориан Лас встал, медленно, сохраняя приемлемое высокому положению достоинство, спустился по лестнице, и, в скрепление сделки, пожал протянутую первой, покрытую перчаткой ладонь визитера. После, не задерживаясь у подножия, герцог, с не меньшей чинностью в походке, вернулся к своему трону.

— Прелестно, — с плохо скрываемым удовлетворением в голосе кивнул гость. — Я немедленно сообщу Гильдии о вашем решении и мы приступим к действию. Отправьте голубя текстильщику через два дня, на заре, и в письме велите фургону отправляться на следующее утро. К этому моменту наши люди как раз успеют осуществить свою часть работы. Благодарю за ваше внимание, добрый герцог, почтенные советники, — кланяясь каждому, произносил вор, начиная пятиться. — С вами приятно иметь дело.

Едва последний уголок плаща внезапно объявившегося делового партнера покинул тронную залу, как по ней, вдогонку, раздался басовитый приказ:

— Следующий!

Пробуждение далось нелегко. Разум еще некоторое время пребывал в состоянии полусна, отчего я толком не чувствовал ни рук, ни ног, ни тверди под собой. Тяжело разомкнулись веки, и глаза, заместо ожидаемого синего, далекого неба, узрели распростершийся над ними плоский, составленный из молодого дерева потолок, с линиями застоявшейся пыли между досок. Сказать, что я удивился такой картине — значит не сказать ничего, однако затуманенная голова не позволяла мне сейчас о чем-то помыслить. Это окутавшее рассудок смятение удалось рассеять, лишь когда, спустя десяток секунд моего бестолкового взирания в дощатый потолок, по нему бесстрастно прошуршала, словно ведомая незримым подметальщиком, небольшая щетка для мытья посуды. После этого слабость в теле вмиг растаяла, а ошеломленные глаза широко раскрылись.

Я аккуратно приподнялся на локтях, перевалившись набок, и попытался оглядеться своим слегка плывущим взглядом. Как оказалось, все это время моя плоть возлегала на приставленной к стене и укрытой белоснежной периной кровати, внутри не самой просторной, сколоченной из очищенных древесных стволов лачуги. По правую руку расположилась лакированная дверь, под которой, у самого порога, виднелся окантованный железом люк, ведший, по всей видимости, в погреб. На нем, столь же невозмутимо, как и виденная мною несколькими секундами ранее щетка на потолке, сама по себе трудилась швабра, изредка забредая на приставленную рядом тумбу с полной вазой ромашек.

К противоположной, украшенной узорчатым красно-черным гобеленом стене был приторочен высокий сливочного цвета сервант, просторный комод и напольное овальное зеркало-псише. Также, заметно выделяясь чернильно-черным силуэтом, мутно полыхал небольшой камин, от которого, несмотря на его сравнительно скромные размеры, исходил весьма ощутимый жар. На железной перекладине над пламенем висел покрытый сажей чайник.

Что же касается стены напротив меня, то ее практически полностью занимало панорамное окно с парой форточек, под которым разместился массивный бурый стол на пухлых витых ножках. За ним, спиной ко мне, сгорбившись восседал седой человек в невзрачной кофейного цвета пенуле, что-то усердно вычерчивавший гусиным пером. И, вероятно, не ведавший о моем пробуждении.

Но мне отнюдь не хотелось его окликивать, вопрошать, кто он такой и где я очутился. Отчего-то больше прочего я сейчас желал как можно скорее покинуть стены этой лачуги и впредь никогда не встречаться с сидевшим впереди писарем. Неизвестно, для каких целей я ему вдруг занадобился. Едва ли кто-то исключительно из благодушных побуждений решился бы приютить в своем доме ободранного, окровавленного, возлегающего на груде камня, пепла и костей незнакомца. Во всяком случае, я бы точно не решился. А вот если моя персона втихую исчезнет из его дома, то такое развитие событий едва ли послужит мне во вред. Какого-нибудь мальчишку-слащавца за подобный поступок бы точно съела совесть, но не меня. И ежу понятно, что после творившегося в подземелье кровавого пиршества, гудевшего и грохотавшего, наверняка, на лигу окрест, проявлять участливое отношение к выползшему из этого Омута лохмотнику простой человек не станет. В таком случае следует ожидать пристального внимания скорее со стороны короны или Лугов. А о подобном знакомстве я сейчас мечтал в последнюю очередь… Да, недавняя встреча с самой Смертью сделала меня еще более осмотрительным.