Татьяна Богатырева - Гильдия темных ткачей (СИ)

Этой ночью, как и прошлой, Шуалейде снилась мать, снился дождь и ураган. Дайм еле удержал её, проникнув в сон, иначе она бы ушла в башню, не просыпаясь, так силен был зов Источника. Все утро она была рассеяна, то и дело кидала взгляды на дверь.

— Ни секундой раньше десяти часов. Обещай! — потребовал Дайм после завтрака.

Вручил ей колбу с собственной кровью — Шу ахала и возмущалась, но поздно — и отправился к королю, отвлекать Бастерхази. Король уже ждал. На столе лежали папки с делами и жалобы на придворного мага, чудом уцелевшие в магистрате. Требование явиться к десяти утра секретарь отнес Бастерхази еще два часа назад.

Едва Дайм успел обменяться с Мардуком приветствиями, как нервы заорали: «опасность!», и тут же в приемной послышался возмущенный голос сашмирского посла:

— Немедленно! Срочная дипломатическая нота категории прим!

Дайм выругался вслух — почти теми же словами, что Его Величество. Война? С Сашмиром?! Рональд сошел с ума, если думает, что это сойдет ему с рук.

Дверь открылась, впуская зеленого, но по-прежнему невозмутимого секретаря.

— Мы изволим дать аудиенцию, — рявкнул Мардук, не дожидаясь его слов.

Сиб Русаахаджи отпихнул секретаря и ворвался, потрясая листом бумаги, пахнущим духами и смертью.

— Приветствую Ваше Величество! — Церемониальный поклон посла походил на серию фехтовальных выпадов. — Приветствую Вашу Светлость! — он выплюнул эти слова, словно древесная жаба кри липкий сгусток яда.

— Приветствуем дорогого друга, посланника возлюбленного кузена, — тоном, способным заморозить яд еще во рту у жабы, ответил Мардук.

Но посол не внял. Вокруг него завивалось тщательно и оригинально сработанное наваждение ненависти, как и следовало ожидать, без малейших привязок к магу-автору.

— Мы требуем справедливости! Именем Светлой, оскорбление, нанесенное Сашмиру, будет смыто лишь кровью. Сашмир объявляет Империи Долг Чести. — Посол положил перед королем надушенный смертью листок и указал на Дайма. — Единственная возможность избежать войны — бусиг-да-хире.

Бусиг-да-хире? Бедняга посол, когда он опомнится, ему самому придется совершить обряд, имя которого в переводе с древнесашмирского обозначает «расцветающие алым ирисом на белом льне внутренности».

Прощупывая наваждение, Дайм проклинал себя. Листок, исписанный витиеватым почерком, рассказывал печальную историю. Племянник посла, милый и не обремененный предрассудками Хумма, повесился этой ночью от «несчастной любви» того же происхождения, что и гнев сиба Русаахаджи. Юноша оставил письмо в духе сашмирских эпосов: «…соединиться с возлюбленным Даймом, принявшим в залог вечной верности юношескую честь, в чертогах Светлой покровительницы любви, раз жестокая судьба не позволила этого сделать здесь». Несчастный мальчик поплатился за жизнью за чужие интриги, и виноват в этом только Дайм.

Потом. Сокрушаться и жалеть птенца — потом. Если выживем. Ловушка — дело рук Тхемши и Рональда. На бусиг-да-хире они не рассчитывали, но сыграли на опережение: не являться к королю, успеть перехватить Шу, пока она уязвима.

Дайм перебирал нити заклинания в поисках кончика, отгоняя настойчивое желание оглушить посла бронзовой чернильницей, что определенно решило бы проблему на ближайший час, но стоило бы ему самому в лучшем случае отставки, а в худшем — превращения в голема лейб-гвардии. Нет, должен быть иной выход.

— …немыслимое унижение! В нашем роду никогда не было… — возмущался посол.

Шисов лицемер! Забыл подумать о мальчике, когда подкладывал в постель влиятельным вельможам?

— Не горячитесь, дорогой друг, — прервал посла король. — Не думаю, что наш возлюбленный кузен одобрит столь поспешные ваши действия.

Проклятое наваждение, не снимается! Нити сплетены слишком хитро. А время — время уходит! Распутать клубок нужен час, да оно и само через час рассеется. Но в запасе нет и трех минут. Сейчас Шу выйдет из защищенной комнаты, отправится в башню — одна.

— Необходимо провести расследование. Мы всемерно осознаем глубину вашего возмущения и так же возмущены происками… — Мардук плел словесные сети, удержать посла от непоправимого: ритуальной формулы объявления войны.

Нити не поддавались, а сил разорвать их — не было. Не хватало немного: пинты крови, отданной Шу, капли, потраченной на сны. Замороченный сашмирец приближал бойню. Наваждение ухмылялось, скалило зубы в седую бороденку и хихикало: «Выбирай! Мир или Шуалейда? Война или смерть? Что бы ни выбрал, проиграешь».

Нити. Контуры. Связи. Символы. И лишь один ключ. Настолько простой, что не обойти — или согласиться, или ждать. Всего час. Но Шу уже не будет, а может, не будет и Риль Суардиса. Только один путь обещал отсрочку и шанс остаться в живых.

— Я готов. — При звуке его голоса посол и король замерли. — Если Сашмиру моей виной нанесено оскорбление, я смою его своей кровью.

Он говорил — медленней, чем пески засасывают древнюю столицу Ирсиды — и сливался с темным заклинанием, не обращая внимания на обжигающую боль чуждой стихии. Он становился дрожащими в предвкушении нитями, он сам ухмылялся в жидкую бороденку и щурил узкие глаза: «Немыслимая удача! Щенок Дукрист попался на примитивную удочку!»

— Я, Дайм шер Дукрист, клянусь совершить бусиг-да-хире в том случае, если Конвент признает меня виновным в оскорблении Сашмира. Видят Двуединые!

Боль черной стихии прорвалась вспышкой света, оставив Дайма дрожащим и задыхающимся. Заклинание приняло жертву: шанс, что Тхемши докажет оскорбление и вынудит Дайма покончить с собой. Вероятности дали взаймы час.

— Ваше Величество, прошу позволения покинуть вас и заняться организацией дознания.

— Разумеется, Ваша Светлость, — кивнул Мардук.

— Мы протестуем, Ваше Величество, — начал возражать посол.

Но Дайм уже не слушал. Он бежал к Рассветной башне, выставляя на пути Рональда щит света. Десять часов — Шу вышла! Шквал огня и смерти ударил, ожег новой болью. Темный давил со всей силой, вплетал все новые заклинания. Но Дайм держал щит, закрывая Шу и считая её шаги. До башни сто… девяносто… Вместе со счетом в мозгу билось: успел! Слава Светлой, успел! Дальше будет проще. Лишь бы хватило сил.

Скорее, скорее! — кололо нетерпение, подхватывал ветер за окном, звенели в унисон подвески люстры и тикали часы.

Скорее! — подгоняло отчаянное биение сердца.

Шу не понимала уже, то ли она сама так хочет поскорее шагнуть в неизвестность, то ли это башня зовет ее. А может быть, она уже не могла различить, где она, а где Источник. Но — неважно! Ничто не важно, кроме безумства лиловых и синих вихрей, треска молний, клочьев тумана, вцепившихся в подол, в рукава, в волосы — и тянущих: скорее!