Сара Бет Дерст - Лед

Когда на небе запылал закат, Касси поняла, что гораздо больше скучает по фляжке с водой. Девушка смочила губы и почувствовала привкус грязи. Горло у нее саднило, как от наждака. Ребенок извивался. Касси почувствовала, как он толкнул ее в ребро локтем.

— Прости, — сказала она, хлопая себя по животу. — Очистить воду я не могу.

В закатных лучах болотные лужи были похожи на озера шоколадного сиропа.

Ей пришлось остановиться: растущие тени не давали ей отличить бездонные ямы от невинных лужиц. Касси свернулась клубочком на островке мха. Пояс Ориона пронзил глубокую синеву неба. Несколько часов спустя она проснулась. Тело ее на ладонь погрузилось в грязь.

Она поднялась при помощи своей трости. От жижи чесалась кожа. Волосы свалялись в колтун. Она потянулась, и с плеч заскользила мшистая грязь.

Касси оглядывала мутную воду. Отцовский голос сказал: Ты знаешь, сколько в этой воде бактерий? Но ведь от одного маленького глоточка ничего не будет, возразила она. У нее распух язык и было больно глотать. Лучше несварение, чем обезвоживание. Второе прикончит ее быстрее.

Встав на колени, она покрутила рукой в лужице бледно-бурой воды. Водные жучки бросились врассыпную. Сквозь рябь на поверхность всплыли островки водорослей.

Она попыталась представить, что это холодный чай: тот же цвет, та же консистенция. Касси зачерпнула воды в ладонь и сделала глоток, но почти все пролилось на подбородок.

— Фу-у-у, — сказала она вслух. Вкус был мерзкий, как будто она пила из выгребной ямы. Она вытерла рот грязным рукавом. В животе заурчало. Но ей же нужна вода! Ребенку нужна вода. Около полудня она попила еще, и потом разок вечером. Она все время думала о воде, и это мешало сосредоточиться. Воткни в землю палку, иди вперед, воткни палку, иди вперед. Она повторяла это, как молитву.

Когда над болотом во второй раз разгорелся закат, она обнаружила несколько кустов морошки. Касси упала на колени в грязь. Она обрывала пухлые желтые ягоды с кустов и пихала их в рот. Те фейерверками взрывались у нее на языке, и сок стекал по горлу, терпкий, словно алкоголь. Она чувствовала на пальцах вкус грязи, но ей было все равно. Она ела и ела, пока не оборвала все кусты, а потом рухнула спать прямо под ними.

Ее разбудил зуд в ногах. Брезжили первые лучи рассвета. Она неловко потянулась к стопам через живот: они были липкие на ощупь. Кожа, что проступала через слой грязи, покраснела. Ей надо поскорее выбираться на сухую землю.

Она внимательно осмотрела кусты морошки, но нашла всего три ягоды, что остались со вчерашнего дня. Да, в прошлый раз она хорошо постаралась. Теперь у нее болел живот. Она взяла свою трость и побрела дальше.

Касси увидела группу высоких елей. Она оперлась на трость и заковыляла на онемевших ногах. Палка уходила в грязь на десять сантиметров, потом на один, потом на полсантиметра. Торфяной мох под ногами сменился еловыми иглами. Вместо орхидей вокруг росли папоротники и плауны. Она помедлила в паре метров от первой канадской ели. С ее юбки то и дело падали на землю комки мокрой грязи. В лесу могут прятаться тысячи шпионов. Может, ее там поджидает сам Отец Лес.

Она сказала себе, что в таком виде, всю покрытую грязью, он ее и не признает. А если и узнает, то не сможет подойти из-за вони. Медленно и мучительно она забралась на холм, подальше от болота. Иглы с тихим треском вонзались ей в ноги.

На вершине холма Касси снова остановилась и присела на упавший ствол дерева. Темная зелень елей, изредка прерываемая цветами осенних листьев, растягивалась на многие мили по подножиям гор. Маккензи, ясно вырисовывающиеся в солнечном свете, короновали горизонт. Медово-золотистые, с верхушками ледниковой белизны, горы были неописуемо красивы. Но разве красота имеет значение, когда у тебя болит все тело?

Неловко согнувшись, Касси папоротником протерла подошвы ног от грязи. Ее холодные стопы распухли. Она увидела свою кожу: та казалась вощеной и была вся покрыта бордовыми пятнами и на ощупь была рыхлой, точно мох. «Прелесть какая», — сказала она, сглатывая подступившую желчь. Она, как смогла, вытерла ноги. Касси знала, что ходить ей пока не стоило, но чем дольше она будет оставаться на одном месте, тем вероятнее, что ее разыщет Отец Лес.

Она встала и сморщилась от боли. Ребенок пихнул ее коленом (или локтем?).

— Не волнуйся. Я не сдаюсь, — сказала она ему. — Ты будешь расти на свободе.

Опираясь на палку, она пробиралась по камням и корням вниз по холму. Иногда почва становилось очень сыпучей, и ей приходилось пробираться ползком, избегая обрывов. Внизу она различала отраженную синеву реки. Если придется, говорила она себе, то она сможет двигаться от реки к реке, от болота к болоту, через лесистые подножия гор. Лишь бы только идти помедленней.

Наконец она спустилась. Ноги у нее были словно деревянные; она не спеша, мучительно начала следующий подъем. Над ее головой раздался какой-то шелест. Ветер или мунаксари? Белка или шпион? Стук сердца отдавался в ушах. Она вгляделась в деревья: ничего.

Касси опустилась на землю рядом с елью.

— Как же мне это опротивело, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты знало, дерево: мне это опротивело.

Она склонилась через набухший живот, чтобы осмотреть ноги. Теперь они были все в мозолях и прямо горели. Она обобрала еловые иглы и грязь, что прилипли к мозолям. Она ничем не могла унять боль и просто надеялась, что траншейная стопа не перейдет в гангрену. Кожа на животе пошла рябью. Это ребенок бился, как птица в клетке. Ему не понравилось, что она нагнулась.

— Подожди еще немного, — сказала она ему, выпрямляясь. — Мы справимся.

Касси хромала еще пару километров, поддерживаемая только собственной решимостью. Начался дождь. К тому времени она уже дошла до следующего склона и сначала услышала шум капель, а потом уже почувствовала их. Дождь обрушился на игольчатые кроны. Осины задрожали. Вода прорвалась сквозь листву. Касси задрала голову, и капли заструились по ней. Грязные потоки побежали по шее, смывая болотную жижу. Она ловила капли в ладони, открывала рот. Дождь омыл лесную землю.

Иглы под ногами стали скользкими, как мыло. Касси заспешила под упавшую ель и забралась под ствол, пока дождь мочил деревья.

Струйка упорно бежала по ее спине, и Касси задрожала. Она вжалась в холодную кору ствола и представила себе, что и ребенок внутри нее тоже дрожит. Может, ему плохо оттого, что она бродит вот так по лесам? И когда ей стало не все равно, что он ощущает? Она не могла вспомнить какого-то конкретного момента. Это чувство нарастало с каждым пинком, каждой икотой, каждым движением, которое она чувствовала внутри.

Касси свернулась клубком. Положив голову на корень, она обняла живот, словно пытаясь убаюкать младенца. Под ее головой собралась лужица, мокрые волосы холодили шею. Она заснула, но спала урывками. Ей снился Медведь, ей снилась бабуля, ей снился ребенок с широко раскрытыми глазами и вспученным животом. Ребенок безмолвно таращился на нее, пока Касси не открыла глаза.