Генри Каттнер - Ярость (Сборник)

— Просто, прекратите драку, — нетерпеливо сказал Кетзалкотл.

— Вам легко говорить, — заметил Фернандес. — Но жить в Соноре — нелегкая штука. Наверное, там, откуда вы явились…

— Ясное дело, — вмешался Мигель, — в los Estados Unidos все богатые.

…а у нас сложнее. Может, в вашей стране, senor, змеи не едят мышей, а птицы — змей. У вас, наверное, есть пища и вода для всех и человеку не надо драться, чтобы семья его выжила. У нас-то все не так просто.

Мигель кивнул.

— Мы тоже когда-нибудь станем братьями. И жить стараемся по Божьим заветам, хоть это и нелегко, и тоже хотим быть хорошими. Только…

— Нельзя решать жизненные вопросы сило% — непререкаемо заявил Кетзалкотл. — Насилие — это зло. Помиритесь немедленно.

— А то вы нас уничтожите, — сказал Мигель. Он опять пожал плечами и взглянул на Фернандеса. — Ладно, senor. Доказательства у вас веские, против них уже не поспоришь. Аl fin [36] Здесь: покончим на этом. , я согласен. Так что же нам делать?

Кетзалкотл повернулся к Фернандесу.

— Я тоже, сеньор, — со вздохом сказал тот. — Вы, конечно, правы. Пусть будет мир.

— Пожмите друг другу руки. — Кетзалкотл просиял. — Поклянитесь в вечной дружбе.

Мигель протянул руку. Фернандес крепко пожал ее. Они переглянулись с улыбкой.

— Видите, — сказал Кетзалкотл одобрительно. — Это содеем не трудно. Теперь вы друзья. Оставайтесь друзьями.

Он повернулся и пошел к своему летающему блюдцу. В гладком корпусе плавно открылась дверь. Кетзалкотл обернулся.

— Помните, я буду наблюдать за вами.

— Еще бы, — откликнулся Фернандес. — Adios, senor [37] Прощайте, сеньор .

— Vaya con Dios [38] С Богом. , — добавил Мигель.

Дверь закрылась за Кетзалкотлом, как будто ее и не было; летающее блюдце плавно поднялось в воздух я мгновение спустя исчезло, блеснув как молния.

— Так я и думал, — сказал Мигель, — полетел в направлении los Estados Unidos.

Фернандес пожал плечами.

— Ведь был момент, когда я думал, что он скажет что-нибудь толковое. Он прямо напичкан всякой мудростью — это уж точно. Да, нелегкая штука жизнь.

— О, ему-то легко, — сказал Мигель, — Он не живет в Соноре. А мы живем. Моей семье еще повезло, у нас есть колодец. А тем, у кого нет, приходится тяжело.

— Жалкий колодец, — сказал Фернандес. — Но, как он ни плох, он мой.

Разговаривая, он скручивал сигареты. Одну отдал Мигелю, другую закурил сам. Молча покурили и молча разошлись.

Мигель вернулся на холм к своему бурдюку. Он отпил большой глоток, крякнул от удовольствия и огляделся вокруг. Его нож, мачете и ружье были разбросаны по земле неподалеку. Он подобрал их и проверил, заряжено ли ружье.

Потом осторожно выглянул из своего укрытия. Пуля врезалась в камень у самого его лица. Он тоже выстрелил.

После этого наступило молчание. Мигель отпил еще глоток вина. Взгляд его упал на сорокопута: из клюва птицы торчал хвостик ящерицы. Возможно, тот самый сорокопут доедал ту же ящерицу.

Мигель тихонько окликнул его:

— Senor Птица! Нехорошо уничтожать ящериц. Очень нехорошо.

Сорокопут поглядел на него бисерным глазом и запрыгал прочь. Мигель поднял ружье.

— Перестаньте есть ящериц, senor Птица, или я убью вас.

Сорокопут бежал через линию прицела.

— Неужели вам непонятно? — ласково спросил Мигель. — Это же так просто.

Сорокопут остановился. Хвост ящерицы окончательно скрылся в его клюве.

— Вот то-то и оно, — сказал Мигель. — Как бы мне узнать, может ли сорокопут не есть ящериц и остаться в живых? Если узнаю — сообщу вам, amigo [39] Друг. . А пока идите с миром.

Он повернулся и снова направил ружье на ту сторону поляны.

Если Вы, уважаемый читатель, дочитали до этого места, то, Вы, по-видимому ознакомились с творчеством (точнее, малой его частью) одного из самых известных, самых читаемых и самых загадочных американских фантастов, причисляемого к классикам научной фантастики.

Высказанные выше утверждения будут более подробно разобраны далее, но на термине «загадочный» хотелось бы остановиться сразу. «Загадочность» Генри Каттнера выражается прежде всего в том, что трудно установить, что он писал и чего он не писал. Во-первых, из-за многочисленности использованных им псевдонимов, многое из того, что подписано Г. Каттнер написано вовсе не одним Каттнером, а иногда и «почти» не Каттнером. Один пример. Рассказ «Лучшее время года», включенный во многие сборники рассказов Каттнера, был подписан одним из его псевдонимов, включен также в вышедший в 1975 году сборник «Лучшее из К. Мур», составленный при ее личном участии, а уж она-то, наверно, знала, что ее, и что не ее…

Начнем с биографии писателя. Генри Каттнер родился в 1914 году в Лос-Анжелосе. Он рано потерял отца, но мать, переехав в Сан-Франциско, сумела все же дать Генри образование, а также его двум братьям. Вообще сведения о юношеских годах Каттнера очень скудны. Будучи веселым, общительным и темпераментным человеком, он не любил рассказывать о начальном периоде своей жизни. Известно, что среди его предков были немцы, англичане, ирландцы и поляки. Возможно, нелюбовь к воспоминаниям о юношестве связана с тем, что ему пришлось прервать свое образование в 1929 году из-за «великой депрессии» в США, и начать работать в литературном агентстве. Там он познакомился со знаменитым фантастом Г. Лавкрафтом. Под влиянием Лавкрафта Каттнер начал писать фантастические рассказы в жанре «ужасов», первый из которых «Кладбищенские крысы» был опубликован в журнале «Странные истории» в марте 1936 года. По совету же Лавкрафта Каттнер вступил, не подозревая, что это женщина, в переписку с «писателем» К. Мур, публиковавшемся в том же журнале с 1933 года. Дело в том, что в те годы фантастика считалась «мужским делом» и К. Мур намеренно не расшифровывала своих инициалов. Каттнер адресовал свои письма «мистеру К. Муру», но дело вскоре выяснилось, они познакомились и примерно с 1937 года стали работать вместе, а 7 июня 1940 года оформили свой брак в Нью-Йорке, куда, к этому времени переселились. Надо сказать, что многие выражали сомнение в истинности истории их знакомства. Вопрос решил простейшим образом известный французский исследователь фантастики Жорж Садуль — он написал самой К. Мур. Она подтвердила истинность события.

Так или иначе, но с 1937 года и, особенно, с 1940 года, разделять творчество Каттнера и Мур стало чрезвычайно сложно. Он сам писал: «Почти невозможно теперь сказать кто из нас писал какую часть каждого отдельного произведения». По-видимому включение рассказа «Лучшее время года» К. Мур в «свой» сборник объясняется тем, что здесь ее перу принадлежит большая часть. Так или иначе, большинство произведений Каттнера и Мур — результат их совместной работы, и литературные критики и историки фантастики часто рассматривают их как «единого» писателя Каттнер/Мур (как братьев Гонкур или Ильфа и Петрова).