Генри Каттнер - Ярость (Сборник)

Я шагнул внутрь сокровищницы.

Память Эдварда Бонда помогла мне взглянуть на вещи, там хранившиеся, новыми глазами.

Бинокль, линзы которого горели тусклым янтарным светом, лежал на полке, вырубленной прямо в стене. Я знал, что он убивает, но никогда раньше не задумывался, почему. Сейчас земная наука объяснила мне принцип его действия. Волшебство здесь было ни при чем — линзы помогали сфокусировать и мгновенно высвободить электрическую энергию мозга.

Черный конический аппарат, который позволял играть жизненной силой человека — между искусственными анодом и катодом — с такой скоростью, что ни один живой организм не выдерживал напряжения. Вариант переменного тока.

Впрочем, оружие меня сейчас не интересовало. Я искал другие ценности. Я мог не опасаться ловушек, потому что никто, кроме магистров, не знал пути в сокровищницу. Многие не подозревали даже о ее существовании, хотя о ней ходили легенды. И ни один раб, ни один солдат, никогда не осмелился бы войти в башню Гаста Райми.

Мой взгляд остановился на мече, Имя Которому — не Ллур, на узорчатом щите, на арфе…

Много сказаний ходило о ней но Земле, об арфе Орфея, которая возвращала людей из царства мертвых. Человеческие руки не могли играть на ее струнах. Может быть, она понадобится мне… но не сейчас.

То, за чем я пришел, лежало на полке в цилиндрическом футляре. Я сломал печать и вынул из него тонкий черный стержень с рукояткой.

Жезл Власти! Жезл, черпающий энергию из электромагнитного поля планеты. В Мире Тьмы существовало много подобных жезлов, но только у этого мощность ничем не была ограничена. Пользоваться им было опасно.

В другом футляре я нашел Хрустальную Маску — изогнутую прозрачную пластину, которая закрывала мне глаза, как маска домино. Она защитит меня от Эдейрн.

Я тщательно обыскал всю сокровищницу, но так и не обнаружил Меча, Имя Которому — Ллур.

У меня совсем не осталось времени! Я не слышал шума сражения, но знал, что оно продолжается. Магистры скоро вернутся в замок. Теперь я мог их не бояться, но против Ллура я все еще был бессилен. Я не имел права уйти, не узнав его тайны!

Стоя в дверях сокровищницы, я смотрел на убеленную сединами голову Гаста Райми. Он не сделал ни одного шага, чтобы помешать мне в исполнении задуманного. Впрочем, как магистр Шабаша, я имел право входить в сокровищницу, когда мне заблагорассудится.

Мысли старца витали в невообразимых далях и пробудить его было нелегко, а подчинить чужой воле — невозможно. Гаст Райми нашел идеальное решение всех проблем: он мог умереть.

Что ж, я тоже нашел идеальное решение моей проблемы!

Вернувшись в сокровищницу, я взял в руки арфу, вынес ее и поставил перед стариком. В его голубых глазах не появилось ни малейшего проблеска жизни.

Арфа, подобная этой, существовала на Земле. Легенды говорили о ее поющих струнах. Лиру Орфея, обладающую волшебной силой, Юпитер поместил меж звезд. Арфа Гвидеона очаровывала людей в Англии. Арфа Альфреда помогла разгромить датчан. А Давид играл на арфе перед Савлом.

В музыке есть скрытая сила. Когда-то люди знали, что звук разрушил стены Иерихона.

Среди народа, населяющего Мир Тьмы, об этой арфе тоже ходили легенды. Говорили, что на ней играет сам Дьявол, что духи воздуха трогают ее струны. Что ж, в какой-то степени они были правы.

Арфа, которую я держал в руках, была уникальным инструментом. Ее звуковые, инфразвуковые и чистые колебания совпадали с волнами мозга, вмешиваясь в его электромагнитную структуру, оказывая гипнотическое воздействие. Ведь мозг не более чем коллоид, машина, а любой машиной можно управлять.

Я сорвал шторы, настежь распахнул окна. Издалека до меня донеслись звуки ружейных выстрелов, бряцанье оружия. Гаст Райми остался недвижим. Он витал в заоблачных высотах, думая свои думы.

Я начал играть, сначала неуклюже, затем — по мере того, как память возвращалась ко мне, — с большей уверенностью.

Вздох струн шепотом пронесся по комнате. Томное бормотание минорных тонов в низком ключе. И пока арфа раскрывала тайну мозга Гаста Райми, струны под моими пальцами оживали.

Я перевел душу Гаста Райми на музыку!

Настойчиво и пронзительно звучала одна и та же нота. Все выше и выше становился звук, исчезая в неслышимом спектре. Откуда-то снизу поднялся, завывая, ветер. Так кричит не знающая покоя чайка.

Музыка растекалась широкой рекой. Холодная, чистая, белая, как снежная вершина далекой горы, продолжала звучать одна единственная нота.

Забушевал ураган, арпеджио взрезали потоки волшебной музыки.

С гулким грохотом упали скалы, застонала, задрожала земля, потоки воды затопили леса и долины.

Тяжелая, как удар, нота, гулкая и неземная, распахнула пространство между двумя мирами, и я увидел космос, похожий на пустыню, где не остается следов.

Веселая легкая мелодия залила светом луга и поля.

Гаст Райми пошевелился.

На мгновение понимание отразилось в его голубых глазах. Он увидел меня. А затем огонь жизни погас в его древнем дряхлом теле.

Я знал, что старец умирает, что я растревожил его покой, что он потерял всякий интерес к жизни.

И вновь запели струны.

Гаст Райми сидел передо мной, мертвый, и последняя искра жизни угасала в его мозгу.

Волшебные заклинания арфы, подобно могучему ветру, раздули эту искру.

Орфей вырвал Эвридику из царства мертвых, а я опутал паутиной музыки душу Гаста Райми, не давая ей покинуть тело.

Искра заколебалась, пропала, стала ярче.

Все громче пели струны. Все громче шумели волны.

Высоко-высоко звучала резкая нота, похожая на ледяной звездный свет.

Музыка соткала паутину, которая оплела всю комнату.

Паутина зашевелилась.

И опутала Гаста Райми!

И вновь понимание появилось в его голубых глазах. Он перестал бороться. Он сдался. Ему легче было вернуться к жизни и ответить мне на вопросы, чем сопротивляться поющим струнам, пленившим его душу!

Белоснежная борода Гаста Райми зашевелилась, губы задвигались.

— Ганелон, — сказал старец. — Когда арфа запела, я понял, кто играет на ней. Что ж, спрашивай. А затем позволь мне умереть. Я не желаю жить в те дни, которые должны наступить. Но ты останешься в живых Ганелон, и тем не менее ты умрешь. Это я прочитал в твоем будущем.

Седая голова склонилась на грудь, словно старец к чему-то прислушивался. Сквозь распахнутые настежь окна до меня доносились бряцание оружия и предсмертные крики людей.

Жалость захлестнула меня. Мантия величия, которая окутывала Гаста Райми, исчезла. Передо вшой сидел сморщенный старичок, и на какое-то мгновенье я почувствовал непреодолимое желание повернуться и уйти, дав ему возможность вновь уплыть в спокойные морские просторы мыслей. Когда-то Гаст Райми казался мне высоким сильным человеком, хотя на самом деле он никогда таким не был. Но в детстве я часто сидел у ног повелителя Шабаша и с благоговением смотрел на его величественное лицо, окаймленное белоснежной бородой.