Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель

Она вовремя почувствовала, что еще секунда — и отравленный гнев дракона рухнет на нее всей тяжестью.

«Если ты убьешь меня, я увлеку тебя с собой — в смерть, — успела предупредить она. — Потому что я умру, повторяя твое имя».

Раздавливающая мозг сила внезапно ослабла, но противники еще смотрели в глаза друг другу. Затем мысли Дженни были смяты потоком образов и воспоминаний — непонятных ей и пугающих своей непонятностью. Она почувствовала восторг спирального падения во тьме; увидела черные горы, отбрасывающие двойные тени; красные пустыни, не знающие, что такое ветер, — пустыни, населенные стеклистыми пауками, питающимися солью. Воспоминания дракона смущали, увлекая в неведомую ей ловушку, и Дженни изо всех сил боролась с ними с помощью своих собственных воспоминаний. Припомнив старого Каэрдина, высвистывающего обрывки драконьего имени, она вплела в мелодию заклятие разрушения и усталости, придав ему ритм ударов чудовищного сердца — ритм, который она хорошо изучила позавчерашней ночью.

И заклятие сработало. Беззвучный отзвук грома наполнил храм, и Моркелеб взвился перед ней, как туча, оперенная молниями. Потом ударил — без предупреждения, по-змеиному, стремительно послав вперед изящную когтистую лапу.

«Не посмеет…» — сказала она себе, а сердце сжималось в ужасе, каждая мышца молила о бегстве… Он не может ударить — она владеет его именем… Она исцелила его, он обязан подчиниться… В испуге Дженни повторяла и повторяла спасительную мелодию. Сабельные когти свистнули в каком-нибудь футе от лица, ветерок отбросил волосы. Серебряные глаза смотрели на Дженни с ненавистью, нечеловеческая ярость била в нее, как шторм.

Наконец дракон попятился и нехотя уполз на свое золотое ложе. Полынная горечь расплывалась в черном воздухе.

«У тебя был выбор, Моркелеб: открыть мне свое имя или умереть. — Дженни мысленно проиграла имя быстрым глиссандо и вдруг почувствовала, что и ее собственная сила тоже зазвучала, отраженная золотом. — Ты покинешь эти земли и не вернешься».

Ярость и бешенство унижения прочла Дженни в его глазах. Одного лишь чувства не было в этом морозно сверкающем взгляде — в нем не было презрения.

«Ты в самом деле не понимаешь?» — тихо спросил он.

Дженни покачала головой. Снова оглядела храм, черные проемы его арок, заваленные таким количеством золота, какого она в жизни не видела. Не было на земле сокровища сказочнее — на одни только рассыпанные здесь монеты можно было купить весь Бел и добрую половину душ его обитателей. Но, может быть, потому что Дженни редко имела дело с золотом, она спросила еще раз:

«Почему золото, Моркелеб? Неужели это оно привело тебя сюда?»

Он снова положил голову на лапы, и металл вокруг запел, откликаясь драконьим именем.

«Золото и мысли о золоте, — сказал он. — Мне все надоело. Жажда обладания пришла, когда я спал. Знаешь ли ты, колдунья, что значит золото для драконов?»

Она вновь качнула головой.

«Только то, что они жадны до него, как и люди».

Он фыркнул, и розовато-алое свечение очертило краешки его ноздрей.

«Люди, — размягченно произнес он. — Что они понимают в золоте! Они не знают, ни что оно такое, ни чем оно может стать. Подойди сюда, колдунья. Дотронься до меня и вслушайся в мои мысли».

Дженни колебалась, опасаясь ловушки, но любопытство победило. По звонким холодным грудам колец, тарелок, канделябров она подобралась к дракону и приложила руку к огромному нежному веку. Как и раньше, ее поразило, что кожа у Моркелеба шелковистая и теплая, совсем не похожая на кожу рептилий. Его разум коснулся разума Дженни, словно рука поводыря.

Она услышала тысячи бормочущих голосов — золото повторяло тайное имя дракона. Смутные неуловимые ощущения вдруг прояснились, блеснули, обрели пронзительную изысканность. Дженни уже чудилось, что она в силах различить голос самой малой золотой вещицы; она слышала гармонический изгиб сосуда, пение каждой отдельной монетки, нежный звон, заключенный в кристаллическом сердце алмазов. И память, разбуженная этой невыносимой нежностью, отозвалась собственными воспоминаниями: вновь возникли голубиных оттенков сумерки над Мерзлым Водопадом, зимние вечера с Джоном и детьми в Алин Холде, медвежья шкура перед очагом… Счастье, которому не было названия, сломало вдруг какую-то плотину в сердце Дженни; она начинала понимать, о чем толковал Моркелеб.

Музыка стихла. Дженни открыла глаза и почувствовала, что лицо ее увлажнено слезами. Оглядевшись, она подумала, что, наверное, имя дракона будет теперь звучать в этом золоте вечно.

Наконец она сказала:

«Одни говорят, что золото, побывавшее у дракона, отравлено… Другие — что оно приносит удачу… Нужно быть тупицей, чтобы не почувствовать, как оно пропитано тоской и музыкой…»

«И это тоже», — шепнул его голос в мозгу.

«Но ведь драконы не добывают и не плавят золота. Только гномы да люди…»

«Мы — как киты, что живут в морях, — отозвался он. — Мы не создаем вещей. Они не нужны нам, обитающим на островах между камнем и небом. Мы лежим на скалах, под которыми таится золото, но оно слишком рассеяно в недрах. Только чистое золото способно петь. Теперь понимаешь?»

Она понимала. И совсем уже не боялась его. Присев рядом с шипастым плечом, подняла золотую чашу, и драгоценность, казалось, сама повернулась у нее в руках; Дженни могла теперь отличить ее от дюжины точно таких же. Отзвук металла был чист, музыка драконьего имени пропитывала чашу, подобно некоему аромату. Дженни впивала завершенность ее изгибов, гладкость полировки; ручки изображали двух девушек, зацепившихся волосами за ободок чаши; в крохотных венках можно было различить лилии и розы.

«Моркелеб убил ее владельца, — говорила себе Дженни. — Убил ради того, чтобы наслаждаться этой музыкой…» И все-таки, несмотря ни на что, ей было трудно оторвать взгляд от чаши.

«Как ты узнал, что здесь золото?»

«Ты думаешь, что мы, живущие сотни лет, ничего не знаем о людских путях? Где они строят города, с кем торгуют и чем? Я стар, Дженни Уэйнест. Даже среди драконов моя магия считается великой. Я был рожден еще до того, как мы пришли в этот мир. Я чую золото в недрах земли и могу найти его тропы с такой же легкостью, с какой ты находишь воду с помощью прутика Золотая груда возле Хребта всплыла сама, как всплывает огромный лосось во время нереста».

По мере того как слова дракона звучали в ее мозгу, перед глазами проплывала земля — такая, какой он видел ее с высоты: пестрый ковер — лиловатый, зеленый, коричневый. Дженни различала черно-зеленые чащобы лесов Вира: нежные, по-зимнему хрупкие облака дубовых крон вытеснялись к северу грубыми остриями елей и сосен. Она видела бело-серые камни обнаженного Уинтерлэнда, радужно расцвеченные плесенью и мхом; видела всплески чудовищных лососей, летящих вниз по реке и настигаемых тенью драконова крыла. На секунду ей даже показалось, что воздух выталкивает ее, как вода; по телу прошла упругая плотность холодных струй…