Маргарита Бурсевич - Логово серого волка [СИ]

— Не сверкай глазами, — добродушно хмыкнул Гай. — Я же не соперник, а соратник.

— Знаю, — прикрыл я пожелтевшие глаза. — Оно само выходит, без каких-либо логичных объяснений.

Гай лишь покачал головой, то ли соглашаясь, то ли насмехаясь, но руки разжал, отпуская Рому. Погладив ее по голове и по-отечески поцеловав в лоб, сказал:

— Мы ненадолго. Выпроводим незваных гостей, и сразу домой, у камина греться.

Рома через силу улыбнулась.

— Иди вон лучше мужа обними, пока он не покусал здесь всех, — рассмеялся Гай, запрыгивая на свою лошадь.

Он был совсем недалек от истины. И мужчина во мне, и волк были одинаково солидарны в отношении Ромы — нам совсем не хотелось покидать обретенную пару. Внутренности скручивало узлом от предстоящей разлуки, хоть она и была вынужденной.

Ромашка повернулась ко мне, но не подошла, словно о чем-то задумалась. Тяжело перенося такое расстояние, я сам сделал шаг в ее сторону. Всадники отъехали к воротам, давая нам возможность проститься без свидетелей. Рома проводила их взглядом и перевела глаза на меня. И столько чувств светилось в них, не давая усомниться в том, что я для нее мир переверну с ног на голову, но сделаю все возможное и невозможное тоже.

Ловкие пальчики несколькими точными движениями развязали шнуровку плаща и юркнули в вырез. Еще мгновение и ее главная драгоценность в виде медальона перекочевала на мою шею. Редкий дар среди оборотней, только для самых дорогих и любимых. Практически передача души и сердца в руки получателя подарка.

Глаза невольно пробежались по шраму на ее лице, который без слов напомнил насколько ценна эта вещь для Ромы. Толстый кусок отшлифованного серебра с изображением волка, омытый когда-то кровью Ромашки. Ее робкие признания в любви не могли бы сказать о чувствах больше, чем этот дар.

Я не смог сдержать довольной счастливой улыбки, чувствуя, как мой зверь урчит от удовольствия. Казалось, что у меня забилось целых два сердца, а то и все три.

Спрятав медальон под своей одеждой, я почувствовал, как металл, еще не успевший остыть, уютно устроился поверх бешено колотящегося сердца.

— Возвращайся скорее, — шепнула Рома мне прямо в губы.

— Я и не смогу иначе.

Я целовал ее с любовью, с благодарностью, с горечью расставания и надеждой на скорое возвращение. Так упоительно и так долго, что отряд пришлось догонять у кромки леса. Но как бы мы не спешили, я не мог отказать себе в последнем взгляде на замок уже практически на границе видимости. Нет, я не видел Ромашку, слишком далеко мы уже отъехали, но я знал, чувствовал, что она там, на крепостной стене, где мы встречали рассветы, так же, как и я всматривается в горизонт, ища меня взглядом.

— Я скоро вернусь, любимая, — пообещал я, пришпоривая лошадь.

Двигались мы медленно. Лошади с трудом пробирались по глубокому снегу, разбивая копытами успевший схватиться наст. Холодный ветер дул в лицо, осыпая нас льдинками затвердевших снежинок.

— Грей, нужно дать лошадям отдых, — окрикнул меня Гай.

— Мы и так не проделали и половины из запланированного пути, — прорычал я, злясь.

— Знаю. Но без лошадей будет еще медленней, — резонно заметил он.

Отлично понимаю, что он прав, но внутри меня борется два чувства: желание действовать немедленно без проволочек, чтобы как можно быстрее вернуться к Ромашке и страх не успеть, не досмотреть. Осмотрев отряд, я увидел сосредоточенные, целеустремленные лица, но с явными следами утомления. Воины, привыкшие к тяжелым походам и жарким битвам, будут идти до изнеможения, если надо. Но какой толк? Лошади все чаще стали спотыкаться, да и темнеет в это время года очень рано.

— Разбить лагерь! — скомандовал я.

В считанные минуты был натянут навес, защищая от ветра, и весело затрещал огонь, обещая скорый ужин. Рядом присел Гай и, хлопнув меня по плечу, проворчал:

— Успокойся хоть немного, у тебя так сверкают глаза, что твои воины боятся подойти к костру.

Я нервно дернул плечом, чувствуя, как волк зашипел словно кот.

— Не могу, старина. Мы все еще не добрались до места, чтобы подготовиться к встрече, да еще и оставили крысу за спиной.

— В новинку чувствовать себя беспомощным?

В руках жалобно заскрипела кружка, вмиг ставшая бесполезным куском металла. Отшвырнув от себя испорченную вещь, прорычал:

— Она там одна с предателем…

— Она не одна и предупреждена.

— Да, но… Боже… — потер я лицо руками, отгоняя тысячи страшных картинок.

— Возьми себя в руки, Грей. Твое самообладание — это и ее сила тоже.

Тревожные морщинки на лице Гая многое говорили и о его переживаниях и страхах. Он многое видел и пережил, и та собранность, с которой он сдерживал свои порывы, восхищала.

— Как ты пережил это? — глядя в огонь, тихо спросил я, вспоминая события, в результате которых погибла пара Гая.

Я даже на мгновение не мог вообразить, что потеряю Рому. Мой отец не смог. И теперь я прекрасно его понимаю. Знаю, почему он, невзирая на мое присутствие в его жизни, не смог остаться на этой стороне. Понимаю его тягу присоединения к любимой женщине даже по другую сторону бытия. Волк заскулил и затряс головой, прогоняя прочь страшные видения. Загнанный взгляд свирепого зверя, выпускающего на волю боль и страх. Впервые на моей памяти он боялся. Волк всегда требовал, рвался, злился или подталкивал хитростью в нужном ему направлении, но бояться… Это было в новинку для нас обоих. Сильное и первобытное, приносящее боль чувство.

— Как? — повторил я вопрос сиплым голосом.

— Сам не знаю. Много лет не знал, но сейчас я думаю, судьба сохранила мне разум, чтобы я мог быть здесь рядом с тобой. Возможно, жизнь допустила страшную ошибку и теперь пытается оправдаться, позволяя мне помочь тебе и не допустить повторения трагедии. Кто теперь может точно сказать? Это было непросто, совсем непросто, и я по ночам до сих пор вижу события давно минувших дней. Каждый раз, прокручивая их в голове, ищу, где мы ошиблись и почему позволили подобному свершиться? У меня по сей день нет ответа. Но хочется верить, что это неспроста. А еще я рад, что мой зверь оставил мне здравый рассудок, ведь теперь у меня есть дочь, о которой нужно заботиться, а то ее муж совсем раскис.

Рык вырвался непроизвольно. Она моя! Только моя! Я буду о ней заботиться! Только я!

— Все, собрался? — прищурив хитрющие глаза, спросил Гай.

Вот старый проныра. Злость как рукой сняло, осталась лишь бурлящая в крови жажда деятельности.

— Вот и славно.

— А если бы мой волк тебя подрал? — предостерег я.

— Это вряд ли. Рома меня любит, а значит, ты не можешь сделать мне плохо, причинив ей тем самым боль. Твой волк это знает и не допустит непоправимого.