Яна Алексеева - Оковы равновесия

— Возможно, — рука хищным жестом легла на шею, чуть сжимая, — когда я закончу с ее отцом, — ладонь с силой огладила тело сверху вниз, по груди, животу, бедру, — оставлю ее в живых, использую по прямому назначению.

Тело не передернуло от ужаса только потому, что оно было распято на каменном ложе, настолько омерзительное предвкушение звучало в голосе мужчины в роскошном одеянии.

— Да, красивая кукла. — Согласный спокойный голос. — Заканчиваем. Вашу руку, господин…

— Без имен.

Серебряная игла кольнула кончик холеного пальца. Густая алая капля скатилась вниз, упала прямо мне на губы, расплывшись соленой кляксой. Маг провел по нижней, размазывая кровь, и затянул неспешный неразборчивый речитатив. Вкрадчивый довольно усмехнулся.

Тени свечей плясали на лицах, искажая, будто бы обнажая истинную сущность этих людей. Чудовищную сущность. А внутри, в животе над горячим очагом, словно скручивался тугой небрежный узел с торчащими в разные стороны нитками. Потянешь одну, и распустится…

Так и надо?

Не хочу…

Крик из-за занавесей:

— Скорее, скорее! — В голосе третьего царила паника.

Шум, пронзительный треск, будто что-то деревянное ломается, гулкий грохот, от которого вздрагивает, кажется, все. И порыв ветра, раздувающий портьеры.

Вкрадчивый исчез, словно растворился в темноте.

Глухое буханье, взрывы. Камни под спиной потряхивает, слышится скрип сдвигающегося основания…

А ритуалист стоит надо мной и все тянет и тянет свой речитатив.

Откуда-то сверху начала сыпаться каменная кротка, сначала мелкая, потом все крупнее и крупнее. Камни оставляли на коже синяки и царапины. Особенно крупный с силой грянулся об алтарь совсем рядом с запястьем, раскололся на десяток длинных острых игл, разлетевшихся в стороны, словно от взрыва.

Бок и шею ошпарило кипятком.

А сквозь шум стало понятно, что оборвался речитатив заклинателя. Ритуалист медленно опускался на пол, держась за окровавленное лицо. В середине груди торчало что-то… острое.

Узел в животе начал распускаться.

Все вокруг тряслось, не переставая. Огни плясали на занавесях, сливаясь в яркие размазанные зигзаги, метались тени, сыпались камни.

Грохот, гул, взрывы!

И что-то подсказывает мне…

Надо! Уходить!

Надо, надо, надо!

Здесь опасно! Пора!

Уходить!

Неожиданный взрыв ярости разлился болью в запястьях и лодыжках. Вспышка алого золота — и кандалы осыпались прахом.

Рванулась в сторону. Онемевшие руки висели, словно бесполезные палки. Нечувствительные ладони скользили по окровавленному камню, ноги волочились мертвым грузом. Перевалилась на бок, потом на живот и съехала вниз с высокой лежанки. Прямо на теплое неподвижное тело ритуалиста.

В ушах шум, гулко бухает сердце, но сквозь шелест и грохот до меня донеслось:

— Здесь, здесь она! Скорее…

Сознание погасло.

Темнота отступала мягко и уверенно, неспешно отпуская сознание, позволяя ему всплыть на поверхность, проявиться в реальности. Она будто истаивала, размывалась, а на ее месте проступала совсем другая, новая картина.

Светло. Беленый неровный потолок, стены в светлых деревянных узких панелях, отполированных до блеска, большой подсвечник с потухшими оплывшими свечами на столе. Банки, пузырьки, склянки, куча тряпья, большой графин. Рядом кресло, потертое и расшатанное на вид. Сквозь раздвинутые занавеси в окно просачиваются солнечные лучи. И видны кроны деревьев, подернутые зеленой дымкой.

Тепло, уютно и как-то спокойно. Под головой и спиной что-то мягкое, забинтованные руки лежат поверх цветастого лоскутного одеяла. Легкая ноющая боль в боку. Нет в теле болезненного льдистого оцепенения или выжигающего жара.

Тишина.

Спокойствие и равнодушное ожидание. Осознание того, что это не совсем нормально, но иного не ощущается…

Что дальше?

Сознание холодно и пусто, а память напоминает рваное покрывало, все в прорехах и дырах, расползающееся от прикосновений. Внутри — словно разобранная на кусочки мозаика. И даже, похоже, не одна.

Это не пугает. Зато требует действия.

Окружающее вызывает странное чувство узнавания. Двойственное, частью будто бы удовлетворенное, радостное, окрашенное любопытством, а частью пренебрежительное, но дающее уверенность в безопасности.

Спокойное ожидание.

Повернула голову на звук отворяющейся двери.

Отметила про себя, что тяжести и той боли, что сопровождала каждую попытку двинуться, сейчас нет.

Вошли двое. Кажется, что были это совершенные незнакомцы, но тут же исподволь накатило некое чувство узнавания. Понимания. Один — явно целитель. Невысокий и полноватый, в аккуратном светло-сером одеянии, похожем на мантию. По вороту шел голубой кант. На широком круглом лице, едва он увидел, что я в сознании, расплылась радостная улыбка, перекрывая привычную вежливую доброжелательность.

Второй — солдат, воин, наемник… рассматривала, перебирая в памяти всплывающие слова. Повыше целителя, в простой рубахе, но перетянутой десятком кожаных ремней. На поясе висят короткие ножны, сбоку, под рукой, целый набор ножей в удобных кармашках. На груди — бляха с каким-то гербом. Лицо хищное, худое, недоброе.

Чем-то он похож на того, вкрадчивого… Властностью?

Меня передернуло от неприятного холодка, скользнувшего по позвоночнику.

Но я внимательно смотрела…

Целитель, что-то приговаривая и протирая руки подобранным на столе полотенцем, быстро подошел к ложу, воин… пусть пока будет воин, замер у двери.

Стерпев осмотр и ощупывание, чуть морщась от боли, простреливающей бок при касании, я выслушала несколько непонятных певучих фраз, явно обращенных не ко мне. Вопросительно вздернула бровь, прокашлялась, выгоняя застрявший в горле комок.

— О госпожа, простите, с вами все будет в порядке, — проговорил целитель на понятном мне языке. — Да, уже… — он задумчиво нахмурился, — через пять дней. И вы сможете вставать, а окончательно оправитесь от несчастья всего через десять…

— Через два дня выступаем в столицу, — неожиданно категорично заявил воин. — Госпожа, прошу принять во внимание…

— Госпожа не сможет! Не вынесет нагрузок! — возмутился целитель. — У госпожи тяжелая травма! Ведь… Похищение, попытка проведения ужасного ритуала!

— Время не ждет! И именно поэтому! — резко оборвал воин, повысив голос. — Нам надо спешить!

И закашлялся, прижав руку к груди.

— Все-все, молчу! Вам тоже не стоит нервничать! И надо отдохнуть! Хотя бы эти ваши несчастные два дня. Кому лучше будет, если вы сляжете на сезон? Хоть и по приезде…

Выговаривая воину, вновь замершему у дверей, целитель смотрел на меня.

Что?

Повинуясь подсказке подсознания, я чуть двинула подбородком. Разрешающий удалиться кивок? Да…