Яна Алексеева - Оковы равновесия

Кучер свистнул, щелкнул кнутом по пыльной брусчатке двора, и четверка коней гнедой масти дружно шагнула вперед, потянув за собой передвижной дом. И у него оказался неожиданно мягкий ход… Но почему это меня так удивляет? Опять эта двойственность восприятия из-за обрывков памяти…

Понятно, что это обрывки памяти двух разных личностей…

Необычно, но сквозь отстраненное спокойствие не пробилось ни одной эмоции. Ни удивления, ни страха.

Когда мы проехали в ворота, я, выглянув в окно, обернулась. Взгляд рассеянно скользнул по исчезающему за углом двухэтажному дому из обтесанного бруса. Синие ставни на окнах с угловатыми рунами, черной вязью тянущимися по карнизу, алая черепичная крыша. Столбы ворот были украшены резными оленьими головами, что смотрели на улицу, гордо откинув развесистые рога, а попрек проезда висел на цепях овальный щит с голубыми рунами исцеления.

Пока сер хранитель не приказал задвинуть занавеси, я смотрела на город.

Он будто бы обтекал меня, словно неспешный водный поток, широкий и прохладный. Неширокие чистые улочки, дома бревенчатые или из серого камня, с красно-коричневыми яркими крышами, с расписными наличниками и ставнями. Сады, узорчатые кованые заборы, поблескивающие на солнце стекла в узких переплетах оконных рам. И провожающие взглядами резные деревянные скульптуры. Орлы, сойки, лисы, волки, зайцы, кони и многие другие химеры на столбах ворот, на коньках крыш, на оградах, просто будто бы выглядывающие из распахнутых дверей, следящие за гостями в отсутствие хозяев.

Они занимали меня куда больше, чем попадающиеся ранней порой люди.

Родовые тотемы, символы и обереги, сторожа и хранители удачи…

Дорога, дорога… Стук колес, свист кнута, перекличка сопровождающих, короткие разговоры с Лейром, краткие остановки на обед и ночевку, не в проплывающих мимо городках и поселках, а в перелесках и рощах. Пляшущий на дровах огонь, расходящийся кругами аромат травяного отвара, придающего сил и очищающего сознание, шатер, раскинутый на поляне, долгое предрассветное молчание.

Гостиный двор, алые рунные ленты на стенах, люди, утоптанные дороги, брусчатка, выложенные камнями площади. Река, горбыли мостовых опор, украшенные рыбьими головами с хищно разинутыми ртами.

Волчий вой по ночам, голоса женщин, выводящих длинную печальную мелодию.

Дорога, дорога, дорога…

Тропинки, проселки, обочины…

Я созерцала, перебирая пальцами длинную нитку солнечно-желтых стеклянных бус. И молчала. Согласно кивала на просьбы и приказы, краткими жестами гоняла служанку, отдыхала, не выходя за пределы охраняемого круга, пила горькие микстуры.

Набиралась сил.

Готовилась, внимательно вслушиваясь в мир.

Столица была совсем иной. Инородное включение, вырванное откуда-то и втиснутое в самое сердце величавой спокойной реки осколком скалы, зубом, о которое запнется течение.

Голоса людей полны нервного ожидания, топот копыт по камням мостовой отдается в голове рокотом военных барабанов и бряцаньем железа. Серокаменные стены практически лишены украшений, а зажженные к вечеру фонари сине-белым светом только нагоняли жути по подворотням. Коньки крыш почему-то превратились в шпили, увенчанные флюгерами, дружно проворачивающимися с пронзительным скрипом при порывах ветра.

Дворец мрачной трехэтажной громадой возвышался над черепичными крышами двухэтажных домов. Закат пылал, отблески багровых лепестков ложились на камни, окрашивая стены кровью, в узких окнах трепетали ало-красные отблески огня.

На аллее, ведущей к входу, деревья выстроились почетным караулом, в синем свете показавшись на миг вечной мертвой стражей. Я пошатнулась, но сер хранитель, подхватив под локоть, не дал мне упасть со ступеньки и плавно повел по широкой лестнице к распахнутым дверям. К человеку в черном с серебром одеянии, статному, словно высохшему старику, на лице которого застыли отстраненная злость, разочарование, ожидание.

Склонившись в реверансе, я заметила на судорожно стиснутых пальцах перстни, а выпрямляясь, — прячущийся в седых волосах венец, простой золотой ободок с вертикальными насечками…

Медленно и осторожно, четко и ясно проговорила приветствие, просьбу о прощении, подобающие извинения… Но владетельный пока еще герцог мрачно скривился, обрывая речь, и жестом велел следовать за ним.

По широким коридорам, по светлым и темным, изукрашенным золотом и гобеленами залам, складывающимся в длинную анфиладу, мимо рядов подобострастно зубоскалящих и шепчущихся за нашими спинами вельмож. Чеканя шаг по белым с серыми разводами мраморным плитам.

В тронном зале синие, расшитые солнечными лучами флаги струились вниз, словно речные воды, растекаясь цветистыми сапфирными узорами, играя бликами на колоннах, на рамах окон и на полу.

Придворные застыли статуями вдоль алой дорожки, по которой отец взошел на трон и развернулся, ведя рукой. За моей спиной люди начали опускаться на колени. Сначала сер хранитель, потом стража. Прочие пластались почти до пола…

Глупые, дурацкие церемонии, выдуманные для повышения собственной значимости. Кем-то из владетелей венца, которые в какой-то момент забыли, что возвеличивание себя и власти не есть главное. Главное — равновесие, танец на кончике иглы, баланс в мире, который когда-то хранили в Верлии.

И я еще раз присела в реверансе, скрывая неожиданное озарение, золотом разлившееся в глазах. Кольнуло в боку, так и не зажившем до конца.

Тишина волнами разошлась по залу. Долгое-долгое молчание оборвалось резкой фразой великого герцога:

— Мы не желаем более слушать ничьих оправданий. Церемония состоится завтра, на третьем делении заряной свечи. Готовьтесь.

Я практически легла на плиты перед тронными ступенями.

Бессонная ночь прошла в раздумьях.

Каков расклад у этой странной игры во власть? Фигуры расставлены так давно, а первые ходы сделаны за много лет до моего рождения.

Что может сделать пешка?

Разве что попытаться пробраться в ферзи…

Утро застало меня у окна.

Рассветное солнце не заливало алой волной весь город, а накрывало его нежно-розовым покрывалом, выгоняя с узких улочек, из подворотен и тупиков густо-синие тени. Флюгера разбрасывали по крышам золотые блики.

С первыми лучами нового дня в покои, затянутые от пола до потолка розово-бежевыми шпалерами, просочились щебечущие безголовые девицы-горничные, в последние годы заменившие почти полностью старый штат камеристок и камердинеров.

Прическа, платье, легкий завтрак. Отстраненно следуя привычному когда-то ритуалу, отмечала лишь насмешки и злорадные ухмылки на лицах служанок.

Кукла была готова вовремя.