Елена Асеева - По то сторону Солнца. Часть вторая

Он пришел в себя много позднее, когда на Велесван прибыл узнавший о произошедшем Ковин Купав Кун, чей рисунок под кожей пестрил волнением за состояние принца. А от светящегося ореола, охватывающего темно-голубую кожу, выплескивались, расходясь в разные стороны отдельные тончайшие струи, на коих проступали словесно-мысленные образы. Светящиеся струи медленно растекались обок главного дхисаджа, еще более неторопливо гася в воздухе фразы в которых с легкостью юный авгур прочитывал: «В случае ухудшения надобно срочно доставить его высочество в Садхану!» и «забыл успокоить Раджумкара, ноне весь изведется». Так, что цитирующий вслух данные тревоги, не только проступающие на коже, но и плывущие в струях, Камал Джаганатх спустя двух минут собственного пробуждения недовольно попросил главного дхисаджа или перестать думать, или покинуть его ложницу, дабы успокоить амирнарха.

После произошедшего с юным авгуром изданным актом амирнарха Раджумкар Анга Змидра Тарх ему было разрешено отсутствовать на заседаниях Великого Вече Рас, а его голос для вотирования (ибо для велесвановцев теперь голосование сохранялось даже удаленно) передавался в руки негуснегести. Ковин Купав Кун покинул Велесван спустя семь дней, когда Камал Джаганатх полностью оправился от потери восприятия. Он также пояснил принцу, что мощь его диэнцефалона нарастала. Лишь посему юный авгур сумел после пробуждения прочитать мысли, на выплескивающихся с кожи струях сияния, главного дхисаджа, и опять же стать восприимчивым к мыслям Аруна Гиридхари.

Именно по данной причине, ассаруа оставив все дела и политику, прием просителей и заказчиков переведя на своего старшего ссасуа Юджеша, направил все время и силы на обучение собственного наследника. Так как понимал, от тех занятий зависела нормальная жизнь принца и правильное взросления его организма.

Касаемо же обучения основному мастерству велесвановцев (выстраиванию нити движения) так эти занятия пришлось отменить. Потому как, дотоль выдвинутое Аруном Гиридхари предположение, что опускаясь в озеро Ананта-Сансар, принц делал состав гиалоплазмы более водянистым, подтвердил Ковин Купав Кун. Они тогда втроем прибыли на озеро, и когда Камал Джаганатх нырнув в него и по мере втягивания нити движения, оставил после себя голубо-лазурную полосу, главный дхисадж проверив данный состав, с убежденностью сказал:

— Лучшим будем Арун (ибо один-на-один, как оказалось только, так и называл негуснегести), абы его высочество не ныряло в Ананту-Сансар, поелику таковые заплывы могут окончательно и с течением времени изменить коллоидную его составляющую. Сделав ее идентичной тому, что вы наблюдаете в озере Дана, подле слободы Вукосавки.

— Разве такая хрень возможна? — с удивлением вопросил Камал Джаганатх, он только вылез из озера, будто нарочно восприняв речь, Ковина Купава Куна на последнем слоге. И шевельнув ноздрями, прочистил насик от остатков коллоидного раствора, да вскинув руки, вернул верхние пластинки на ушах в исходное состояние, открывая складчатой формы слуховые проходы, лишь после сего высвободил глаза от верхних полупрозрачных век.

— Опять обсценизм? — в два голоса проронили, не скрывая недовольства, главный дхисадж и негуснегести, стоявшие напротив. Этим самым возвращая принцу понимание, что он находится в кругу созданий, для которых вульгарные, грубые выражения не приемлемы.

— Хрен, это растение, принадлежащее Солнечной системе, — торопливо откликнулся Камал Джаганатх, который за последнее время, особенно по причине неприкрытости от сторонних мыслей диэнцефалона, очень часто стал выражаться, кричать, и открыто психовать.

— Для вашего диэнцефалона, ваше высочество, сии способности естественны, — как и всегда уклончиво отозвался Ковин Купав Кун.

Впрочем, он был более откровенен с Аруном Гиридхари один-на-один, потому последний и перенаправил все свои силы на занятия с ссасуа. Хотя принц оказался таким ленивым, и избалованным за тот срок самим негуснегести, что первые прикрытия собственного диэнцефалона у него стали получаться спустя четырнадцати периодов от прибытия на Велесван. Кои все еще укрепляли в течение следующего времени, когда также занимались настройкой диэнцефалона на неприятие боли.

Весь этот срок Камал Джаганатх опять же намечено исполнял две свои задумки, однако, ведущие к единой цели. Первая заключалась в том, дабы с НгозиБоипело Векеса было снято лишение права передвижения по Сварге на срок до двух лет согласно летоисчисления системы Тарх. И посему любое общение с Ковин Купав Куном по ситрам удаленно, или когда он прибывал на Велесван (так как это стало также не редкостью) неизменно заканчивал просьбой повлиять на амирнарха и выпросить для верховного правителя людоящеров прощения. А вторая заключалась в том, дабы убедить Аруна Гиридхари изменить свою политику невмешательства, независимости и разрешить Камалу Джаганатху воспользоваться помощью его же должников.

И если первый замысел с верховным правителем людоящеров принцу удалось реализовать. И амирнарх снял с НгозиБоипело Векес данное ограничение, то второе оказалось ему не под силу. Потому как Арун Гиридхари никоим образом не желал уступать ссасуа, и подчинять свою политику, как он говорил «его прихотям».

Посему Камал Джаганатх вновь обратился к помощи Ковин Купав Куна, и в одной из удаленных бесед попросил его воздействовать на ассаруа. Это была первая такая просьба, обобщенно направленная против действий Аруна Гиридхари, достаточно тягостно давшаяся самому принцу.

— Ваше высочество, — проронил, услышав просьбу, Ковин Купав Кун и на лице его на темно-голубой коже завибрировал светящийся белый ореол, указывающий на волнение. — Вы просите меня о невозможном. Понеже я знаю, ежели Арун Гиридхари упорствует в чем-то его сложно переубедить. Сложно даже мне.

— Он же прислушивается к вашему мнению, Ковин, — нервно отозвался Камал Джаганатх. Он хоть и умел уже прикрывать диэнцефалон от мыслей существ и созданий, когда волновался, словно терял данные способности. Вот и в этот раз неосознанно процитировал вслух одиночно выплеснувшуюся от светящегося ореола, охватывающего темно-голубую кожу главного дхисаджа, тончайшую струю внутри коей спиралевидно закрученный рисунок, гласил: «Уж вельми мне неприятно дискутировать с милым Аруном по данному вопросу».

— Блин! блин! — возбужденно проронил принц и прикрыл рукой глаза, чтобы более не цитировать мысли тарховича, синхронно сомкнув их обеими парами век. Все, лишь бы продолжить разговор с главным дхисаджем. — Простите, Ковин. Я просто разволновался. Не всегда могу контролировать те или иные свои действия.