Алана Инош - Слепые души

На кухню вошла невысокая, полная женщина в чёрной одежде, висевшей на ней балахоном. Её бочкообразное туловище было задрапировано во что-то вроде чёрного пончо, поверх которого на её пышной груди висели бусы и какие-то амулеты, длинная чёрная юбка покачивалась складками при ходьбе. Волосы у женщины были покрашены в жгуче-чёрный цвет, дико и негармонично контрастировавший с не вполне здоровым, желтовато-бледным цветом лица. Тяжёлый взгляд сразу уставился на меня, придавив меня к месту…

В глазах её я увидела тьму — той же природы, что и в Якушеве: они были одного поля ягоды. Различались они лишь количеством силы: в этой женщине её было не так много.

Загородив своей отнюдь не хрупкой фигурой весь дверной проём, женщина сверлила меня взглядом. Костя выглянул у неё из-за плеча, пытаясь ко мне пробраться, но безуспешно.

— Мам… разреши пройти?

Взгляд-копьё лязгнул о мой невидимый щит. Поняв, что я крепкий орешек, женщина посторонилась, пропуская Костю.

— Насть… Познакомься, это моя мама…

— Ирина, — представилась та. И спросила со слащаво-хищной улыбкой: — Что, детки, чаёвничать собрались? А меня кусочком торта не угостите?

Костя как будто слегка опешил.

— Д-да, конечно, — пробормотал он. — Присаживайся. Сейчас я чай…

— Позвольте мне за вами поухаживать, — любезно предложила Ирина. — Ты садись, садись, сына. Я сама управлюсь.

Не успел он ответить, как она принялась хозяйничать, словно у себя дома: поставила на плиту чайник, достала чашки, упаковку чая. Её бурная деятельность и удивила Костю, и заставила нахмуриться.

— Мам, ты что, я сам… — начал он было.

Властный жест Ирины закрыл ему рот, а на меня повеяло холодком. Она была человеком, а не демоном в людском облике, но с Якушевым её что-то связывало — а именно, тёмная сила.

— Значит, Настя, — задумчиво проговорила она, холодно поблёскивая глазами. — Приятно звучит твоё имя. Ты симпатичная девушка, но скажу тебе прямо: моему сыну ты не подходишь. Уж поверь, я знаю.

— Мама, опять ты за своё, — недовольно и устало нахмурился Костя. — Пожалуйста, хватит вмешиваться в мою жизнь и решать за меня.

— С тобой я ещё поговорю отдельно, — пообещала Ирина.

Тяжёлое и странное это было чаепитие. Заявив мне в лоб, что я не подхожу её сыну, Ирина предупредила:

— Если не отстанешь от него — будешь иметь дело со мной.

— Мама, да что ты на неё взъелась?! — возмутился Костя. — Знаешь, что? Тебе лучше уйти.

Ирина недобро прищурилась.

— Выгоняешь? Ладно, я уйду. Но вместе вам не быть, это Я тебе говорю.

После ухода Ирины мы долго и тягостно молчали, слушая тиканье часов. Давно остывший чай темнел в чашках, за окном шелестел тёплый вечер. Солнце уже скрылось за крышами домов, и на двор спускались сумерки. Я стояла у окна, глядя в ещё светлое и чистое летнее небо. Костя подошёл и взял меня за плечи, виновато сопя у меня за ухом.

— Насть, извини… Вот такая у меня мама. Теперь ты понимаешь, почему я живу отдельно и редко с ней общаюсь.

— Да уж, — усмехнулась я.

— Она у меня кто-то вроде экстрасенса, — сказал он. — Превратила собственную жизнь в чёрт те что, но мою жизнь в дурдом я ей превратить не дам.

Экстрасенс… Мне вспомнилось признание Ники: Ирина… Чёрная, крашеная. Это она наплела Нике всякой ерунды о насильственной смерти, вот почему я ощутила на Нике лапу Якушева. Потому что Ирина с ним связана.

— Пока она жива, тебе из-под её влияния не вырваться, — вздохнула я. — И она не экстрасенс, а самая настоящая тёмная ведьма.

Не прошло и нескольких дней, как мне приснился кошмар. Под утро я ощутила знакомое оцепенение тела и давление на грудь, а сквозь полуоткрытые глаза видела черноволосую женщину. Склонившись надо мной и дыша мне в лицо, она прошипела: «Ты убила моего учителя, дрянь, а теперь хочешь забрать у меня сына. Ничего у тебя не выйдет. Я тебя изведу. Изведу!»

Ледяное змеиное шипение оплетало мою душу, как чёрные щупальца, высасывая мои силы. Пришлось Насте Головиной снова вспомнить то время, когда её звали Асахель. Я замерла и позволила заключённому во мне свету вырваться наружу. Ослеплённая ведьма закричала и исчезла, а я проснулась с ослабевшим телом и холодной кожей. Ледяными, плохо слушающимися пальцами я провела по виску… Липкий пот. В комнате никого не было, только тикали часы в прихожей.

Вот почему я ощутила присутствие Якушева. Ирина была его ученицей…

Весь день я чувствовала себя неважно: в желудке стояла дурнота, во рту — кислый привкус, и больше всего мне хотелось свернуться в каком-нибудь укромном месте калачиком и заснуть… Но что-то мне подсказывало: это ещё не всё. Что-то произойдёт, Ирина ещё проявит себя. Настя Головина боролась с соблазном малодушно и трусливо закрыться в квартире и не выходить оттуда даже на работу, но Асахель во мне понимала: нельзя просто так это оставлять. Якушевский след на земле должен быть уничтожен, всякое его отродье должно быть изгнано.

Схватке быть, обречённо понимала я.

Это случилось через неделю. Я была на работе — обслуживала покупателя, когда на глаза мне вдруг упала чёрная пелена. Из темноты слышалось знакомое шипение: «Иззведу… Иззведу тебя, Нас-стя…» Горло словно сжала ледяная рука, и передо мной появилась Ирина — с зелёным сатанинским огнём в глазах и хищной улыбкой. Она держала в руке красное шёлковое сердце, стискивая его с ненавистью, а моё при этом замирало от невыносимой боли у меня в груди. Я проваливалась в вязкую бездну мучений, меня выкручивало жгутом, разрывало на атомы…

Только спокойствие горных вершин помогло мне. Их белизна смывала боль, охлаждала пылающий ад в моей груди, а руки, зарывшись в снег, на что-то наткнулись. Знакомый блеск кольнул глаза… Карающий Свет! Неужели он так и пролежал здесь с той схватки? Кувеяш убил меня здесь, но его приспешнице не хватит сил — кишка тонка. Хотя имя «Настя» и звучало приятно, но в нём не было силы, а вот в настоящем, древнем моём имени…

Рассветное небо ласково и печально смотрело, как я выкапываю из-под снега мой чудесный меч, сжимаю его рукоять и поднимаюсь на ноги. Ирина в своём чёрном балахоне, развевавшемся вокруг неё, как крылья летучей мыши, застыла с недоумением в глазах…

Из моей груди наружу рвался свет, а за спиной раскинулись два ослепительных крыла, тоже словно сотканные из света.

— Я — Асахель, — сказала я. — Я изгнала Кувеяша, и ты последуешь за ним.

С острия меча слетел, как шаровая молния, сгусток света и ударил Ирину в грудь. Пригвождённая им, она зависла в воздухе, как парализованная, а свет сиял там, где у неё должно было биться сердце…

Она всего лишь неразумный человек, возомнивший себя чёрным магом, подумалось мне. Заблудившийся, запутавшийся и в итоге попавший в цепкие лапы тьмы. За спиной у Ирины колыхалось, клубясь, облако чёрного дыма — сначала бесформенное, а потом постепенно принявшее знакомые очертания ящера… Кувеяш. Его призрак висел у Ирины за плечами, и от него к её спине тянулась чёрная пуповина. Он всё ещё держал её, и если она умрёт… Не завидую я её душе.