Алана Инош - Слепые души

Я откинула затылок на подголовник сиденья и закрыла глаза, провалившись в тоскливое и серое Ничто. Во рту разливалась горечь. Да, от правды никуда не сбежать, как ни маскируй её под благополучие.

— Ты хороший, Костя… И я тебя люблю… по-своему.

Он горько усмехнулся.

— «По-своему»… Нет, Насть, так не пойдёт. Знаешь… Давай возьмём небольшой тайм-аут. Чтобы разобраться в чувствах. Потому что я тоже так не могу. Ты здесь и одновременно как будто где-то далеко — мыслями, душой и сердцем. Всегда. Ты — не со мной.

Я протянула руку и грустно поворошила пальцами ёжик на его затылке.

— Такая я есть, Костик, ничего не поделаешь. И другой вряд ли уже буду. — И добавила такое глупое, бессмысленное и ненужное: — Прости…

Невыносимо.

07 ч 35 мин

«Пора, иначе опоздаю», — стучит в висках, но тело не повинуется сигналам мозга. «Ф-ф-ф-ф-ф-ф», — шумит чайник, выпуская из носика тревожную струю пара, но мои руки лежат на коленях. В сток раковины бесцельно уходит вода, а на тесте — две полоски.

Я всё-таки встаю, сделав над собой усилие, и закрываю кран. Выключаю наполовину выкипевший и уже не нужный чайник, рисую на запотевшем оконном стекле:

«Настя+Аля=…»

Помедлив, после знака равенства добавляю восьмёрку на боку — значок бесконечности.

Мы снова вместе, утёночек.

«Тайм-аут» в отношениях, который мы с Костей взяли, плавно перетёк в разрыв. На работе мы больше не видимся: он уволился и уехал в Питер, а Диана ненавязчиво делает мне намёки, что была бы не против моей кандидатуры на освободившееся место своего помощника. Опыта я уже набралась, освоилась, так что не исключено… Хотя — теперь уже не знаю.

Снова дождь… Шагая по лужам, прикидываю в уме, подсчитывая срок: по-видимому, третий месяц, как минимум. Уже два месяца Аля со мной, а я и не знала. Однако, какой ограниченный взгляд у человека под зонтом! Ему не видно неба… и радуги, которая раскинулась над городом, знаменуя Второе Алино Пришествие.

Я опаздываю на пять минут. Торопливо скидываю плащ, ставлю зонтик сушиться в подсобке. В торговый зал заглядывает Диана, бросив на меня строгий взгляд.

— Что за опоздания, Анастасия?

Человека, не знакомого с ней, её суровый вид, быть может, и приведёт в трепет, но только не меня. Это здесь она — «железная леди», Диана Несторовна, а когда заканчивается рабочий день… Но об этом позже.

— Извините, больше не повторится, — скороговоркой отвечаю я.

Мне достаточно одной улыбки, чтобы вся напускная строгость Дианы растаяла.

Вечером она подвозит меня домой. Я доливаю из пятилитровой бутылки в чайник воду, зажигаю газ, а Диана моет руки в ванной. Дохнув на оконное стекло, я снова могу разглядеть формулу «Настя плюс Аля равно бесконечность».

— Это что?

Диана стоит в дверях кухни с тестом в руке.

— Две полоски, — улыбаюсь я в ответ.

— Я вижу, — хмурится она. — Вот засранец…

Я достаю заварку, чашки, магазинный пирог с черникой.

— Не говори так, Диана, не надо. Всё хорошо, правда. Всё замечательно. Аля снова с нами. Разве это не здорово?

Она заглядывает мне в глаза с беспокойством и сомнением, будто не верит в искренность моих слов. Думает, что я просто бодрюсь. А я не бодрюсь, я и правда рада — да что там, я счастлива. Серьёзно.

Диана откусывает от своего ломтика пирога, неуклюже втягивает горячий чай, а я сижу напротив и плыву на тёплой волне нежности. Я люблю её, очень. Просто до слёз, как в песне. Она — мой родной, надёжный человек, моя стена, плечо и немножко — ангел-хранитель.

— Ну, что… может, в декрет? — предлагает она. — О деньгах не беспокойся, всё будет как положено.

— Я лучше поработаю, сколько смогу, — решаю я.

Диана задумчиво почёсывает пальцем в затылке.

— Всё-таки нехорошо беременной — весь день на ногах. Ладно, работай, но тогда только на кассе сиди, поняла? А устанешь — у меня на диване отдыхать будешь. Столько раз в день, сколько понадобится.

Я киваю и смеюсь, а Диана берёт моё лицо в свои ладони и целует в губы. Мне не хочется отстраняться, хотя по-хорошему — надо бы, ведь я не собираюсь заходить с ней дальше дружбы. Впрочем, строить планы и загадывать наперёд тоже не хочется: пусть всё сложится так, как сложится.

Аля снова пришла в этот мир мартовским утром, девятого числа. Её папы в этот день с нами не было: он жил и работал в Питере. Кажется, у него даже появилась новая девушка. Что поделать: не довелось мне ни прокатиться на белом лимузине, ни утонуть в море цветов, ни услышать марш Мендельсона. Ну, да и Бог с ними. Ведь у меня была Аля — мой самый дорогой на свете человек. С этим не могло сравниться ничто на свете.

Огорчала ли меня перспектива стать матерью-одиночкой? Знаете, не особенно. Надёжное плечо Дианы было мне опорой в жизни, так что трудностей я не боялась. После рождения малышки Диана предложила мне переехать к ней, но я, подумав, решила остаться у себя. Хоть Диана ни на что «такое» не намекала и не говорила о своих чувствах вслух, но нежность во взгляде выдавала её с головой. А мне не хотелось переступать с ней черту дружеских отношений. И не только с ней, а вообще — ни с кем. Пока, по крайней мере. Слишком устала я, наверное. Диана не стала настаивать, но и помогать нам с дочкой не перестала: при всей своей занятости она всегда находила время забегать к нам по вечерам. Впрочем, всё чаще в последнее время я ловила себя на желании прижаться к ней… Обнять и не отпускать больше никогда.

Ника после долгих мытарств всё-таки нашла работу — подсобной рабочей в магазине. Лучших вариантов при бытующем у работодателей отношении к вышедшим из мест заключения людям у неё просто не было. А от нашей с Дианой помощи в трудоустройстве она отказалась из гордости.

А недавно ко мне во сне пришёл отрок, с которым я беседовала в Долине после победы над Кувеяшем — мой ангел-хранитель. Он радостно сообщил, что это — моё последнее земное воплощение, и после того как моё жизненное время истечёт, я воссоединюсь со своими товарищами по крыльям и верну себе ангельскую суть. После долгих скитаний по земле в человеческой оболочке рыцарь Света Асахель вернётся к своей службе. Карающий Свет уже ждал меня под снегом на вершине горы… Ему не терпелось вновь ощутить на своей рукояти мою ладонь.

Я не знала, радоваться этому или печалиться: ведь это значило, что я больше не встречусь с моим любимым человеком на земных путях и в человеческом качестве. Но даже если так, любовь моя никуда не исчезнет, и я незримо буду рядом с Алей во всех её следующих жизнях. Я буду встречать её сразу после оставления ею бренной телесной оболочки и переправлять в своих надёжных объятиях из физического мира на другой план бытия, заботясь о том, чтобы страх ни разу не коснулся её души своим тёмным крылом. Она будет отдыхать от земной жизни на моей груди, а потом возвращаться за новым опытом. Я буду с грустной улыбкой наблюдать, как она снова встретит на земле любовь, забыв обо мне и с головой окунувшись в пучину земных страстей… Лишь одно будет служить мне утешением — а именно, знание того, что скоро (а человеческая жизнь по меркам ангельской коротка, как мгновение) мы снова воссоединимся. Я снова приму её в свои объятия, испуганную переходом в иной мир, успокою, обниму крыльями и укрою от опасностей, зачастую подстерегающих души в такие моменты. Я не дам ей заблудиться, отогрею своей любовью и… вновь отпущу на землю спустя какое-то время.